Время умирать. Рязань, год 1237. Николай Баранов

во рту не было: спал почти до полудня, разомлел в тепле. Только успел встать, а тут вы.

      Ратьша тоже глянул на поднос. Крупно нарезанная краюха белого хлеба, тоже порезанный запеченный свиной окорок, кувшин, три глиняных кружки. Боярин приоткрыл крышку на кувшине, нюхнул. Хмельной мед. Ставленый. Окорок. Свежий хлеб. Видно, не позже чем вчера пекли. Все это благоухало так, что в животе забурчало. Пекли, кстати, те, кто там, у скотьего двора, на морозе дубеет. Если еще не схоронили. Ну что ж, мертвым – земля пухом, а живым – живое.

      – Могута, разливай, – махнул рукой Ратислав.

      Ближник только того и ждал, тоже ведь с утра не снедали. Подхватился, разлил мед, поднял кружку. Ратьша с Гунчаком подняли свои. Выпили молча. Отерли усы. Могута налил по второй. Взяли нарезанный хлеб, положили на него по куску розовато-серого, с белыми прослойками сала окорока, откусили, запили медом. Ух! Лепота!

      Какое-то время все трое молча насыщались, пока не подъели с подноса все подчистую. Ратислав сыто привалился к бревнам стены, расстегнул и снял с себя пояс, положил рядом на лавку туда же перевязь с мечом. Могута снова взял кувшин, взболтнул. Что-то там еще плескалось. Разлил остатки. Получилось почти по полной кружке. Ратьша поднял свою.

      – Ну, выпьем за упокой убиенных. Их снедь переводим.

      Гунчак опустил глаза, дернул углом рта, но из кружки отхлебнул. Ратислав тоже глотнул. А хорош медок. И правда, был в этой веси хороший медовар. Еще раз отхлебнул, смакуя. Поставил кружку на стол. Хватит пока. В голове приятно шумит, по телу тепло струится. Хватит. Слушать рассказ половца надо на трезвую голову.

      – Поел? – глянув на Гунчака, спросил боярин.

      – Благодарю, – кивнул тот.

      – Говори дальше.

      Половец еще раз кивнул, хлебнул из кружки, с сожалением поставил ее на стол и продолжил рассказ.

      – На шестой день монголы собрали камнеметы в местах, назначенных для штурма. Управлялись с ними циньцы.

      – Кто это? – спросил Ратьша.

      – Вы называете их богдийцами.

      – Ясно. Что там с камнеметами?

      – Так вот, циньцы эти – великие затейники. Могут строить камнеметы и тараны, другие хитрые штуки. Знают секрет греческого огня. А еще есть у них горшки, начиненные взрывным порошком.

      – Греческий огонь? Его ж секрет ромеи хранят пуще зеницы ока.

      – Ну да. Как-то, видно, разведали. А может, сами придумали. Говорю ж, великие затейники.

      – Да. Плохо. Пожгут наши деревянные города.

      – Это да, – развел руками Гунчак.

      – А что за порошок такой? – задал следующий вопрос Ратислав.

      – Его секрет хранят еще строже, чем секрет греческого огня. Видел только, что черен он и зернист: разбили случайно при мне кувшин с ним при погрузке. Так раба, виновного в том, тут же на месте на куски порубили. Порошок этот, если огонь к нему поднесть, вспыхивает с громом и большим пламенем. Говорят, если много кувшинов под стену подложить, обрушит стену, хоть даже будь она из камня.

      Ратислав с Могутой молча переглянулись, оценивая слова хана.

      – Ладно. Что