Глоток кислорода. Олег Георгиевич Врайтов

перед операцией, антисептическое излучение стало обстреливать пораженную зону пучками синих вспышек.

      Сзади щелкнуло.

      – Как он?

      Вероника зажмурилась – так сильно, как только могла. До боли в сжатых веках.

      – Шшизх, можно попросить?

      – Да, – ровно прозвучало из-за спины. А еще там несколько раз щелкнуло снова – когда длинные суставчатые лапы приспосабливались к поверхности.

      – Убирайся отсюда. И никогда больше не приближайся ко мне. Прошу.

      Паук не ответил.

      – Или меня вырвет. А мне еще Семена оперировать. Уйди, пожалуйста!

      Пусто – или показалось?

      Вероника, поборов себя, повернулась.

      Ровные ряды заснувших в объятиях энергопетель дронов. Мерный гул наплывающей энергии. Пустота.

      Девушку передернуло.

      Она торопливо набрала комбинацию на запястье. Повинуясь коду отпечатков, в медпункте ожил оперблок, из пола вырастал крестообразный стол, над ним расплеталась похожая на огромную розу анестезиологическая установка, по полу змеились дублирующие проводники, если основная оперустановка, нависшая над столом – похожая на согнутый в фаланге большой палец, вдруг откажет. Пока же она была во всеоружии – ярко-розовая, наполненная лекарственными растворами, насыщенная электрическими разрядами для дефибрилляции, искрящаяся фиолетовыми импульсами экстренных консультативных запросов в банки памяти (опытная база по конкретной патологии считывалась с тонких слюдяных пластин тииргатского хрусталя и эмпатировалась на кору мозга запросившего), с пятью выпухающими горбами хирургических блоков (с тем же кипящим белым металлом внутри) замерла над столом.

      Тело Семена, обездвиженное, закутанное в транспорт-гель, твердый снаружи и мягкий внутри, выплыло из-под оттянутой ноги замершего дрона. Рука Вероники обозначила шесть точек – и, повинуясь толчкам эргопода, в воздухе сконденсировались шесть ярко-желтых сфер, облепивших лежащего присосками, выстреливших едва слышными хлопками газа, начиная транспортировку.

      Девушка провела рукой по лбу – точнее, по тонкой прозрачной капсуле, закрывающей лицо наглухо, блокирующей любую возможность инфицирования, чертыхнулась. Терпим, терпим, сейчас доберемся до оперблока, там уже все будет – полная нагота, стрим-душ, под напором и со всех сторон, густая пена первичной санобработки антисептиком, тридцатисекундная калейдоскопная пляска разноцветных детоксикационных лучей, холодная, пахнущая всегда почему-то апельсиновой цедрой, волна наплывающей медицинской гель-робы, торопливый выбор программы «Минимально-инвазивная хирургия коленного сустава», загрузка в диагноблок анатомических данных, схем операционных техник, данных по выравниванию, удалению или сшиванию травмированных частей мениска, хрящей и связок…

      Коридор тянулся и тянулся. Девушка плыла следом за транспортными ботами, торопливо вспоминая то, что учила когда-то, столетия назад, в прошлом году, когда над головой светило нормальное солнце, а не чахлый