Глоток кислорода. Олег Георгиевич Врайтов

планетой, рассчитаны именно на это время, это – максимально безопасная высота орбиты для прохождения добывающей станции. Дальше – удар о еще мягкую, не успевшую затвердеть, поверхность, а потом…

      Серое, едва заметное в своем молниеносном движении тело, метнулось по потолку, вобралось в узкий люк технологического коридора для дроидов обслуживания, исчезло.

      Сирена замолчала, оборвав рев на полувыкрике. Тишина после ее ора казалась звенящей. Семен с натугой поднялся на карачки, сплюнул – неудачно, плевок расползся по бороде, невнятно выругался, потянулся к панели. Пальцы забегали по пульсирующим оранжевым клавишам аварийного пульта – отключая.

      – Сволота, чтоб тебя! Обещал же, что три восьмых твой блок выдержит, ё…

      К глотке подкатила тошнота – заработали генераторы антиграв-излучателя, отпихивая уже падающую станцию от ярости полыхающей планеты. На миг у Вероники замутнело в глазах, когда по станции снова разлилась антигравитация, оттолкнув ее от пола, заставив успевшее округлиться сердце бешено колотиться, кровь – натужно толкаться в артериях, а слезные железы – наполнить глаза жжением.

      – Урод драный, лопать твою жижу! – орал Семен. Пальцы его снова порхали по проекционному экрану, выводя дроны из опасной, расползающейся опалесцирующим бардовым сиянием, зоны, на ближнюю орбиту. – Дроб-пятый, третьего стегани! Дроб-шесть, сброс, сброс, твою м-мать! А-а, н-на!!

      По дрожащей в пространстве рубки голограмме сверкнуло ярко-оранжевым, и на пульте тут же ожил сигнал – сначала натужно заревел, потом – сменился раздражающим пищащим воркованием.

      – Дроб-три, выводи остаток, аккуратно! Коридор вешаю, не дергай только!

      Палец в эрго-перчатке вывел по голограмме ломаную линию, несколько раз замер, отмечая маркеры фарватера. Завершил маневр, дважды ткнув в карту, с едва слышным писком.

      – На пятой – стоп, на третьей – ускор, ведем, ведем, шустрее!

      Вероника, барахтаясь, неловко дернула ногами, пытаясь отплыть подальше от развернутого голо-пульта. Первый день. Первый. Из девяноста последующих. С уже почти разразившейся катастрофой.

      Семен обернулся. Борода раззявилась широкой улыбкой.

      – Перетрухала, сестренка? А, не дрейфь, это нормально, тут у нас с Шшизхом и не такое бывает.

      Девушка замерла, изогнувшись в затхлом воздухе рубки контроля.

      – Слушай… те, Семен, я…

      К глотке окончательно подкатило – и Вероника скорчилась, сжимая ладони у лица, судорожно дергая мышцами живота, и ощущая, как сквозь судорожно стиснутые пальцы лупит горячее желудочное содержимое, растекающееся вокруг предательскими шариками.

      Бог Преднебесный, какой позор…

      – Молодая, Сём, неопытная, – раздалось сзади. Будь Ника в более нормальном состоянии – обратила бы внимание на то, что голос, произнесший эту фразу, был слегка неестественным – слишком ровным, слишком спокойным, слишком человеческим. А так – она в гневе развернулась, готовясь дать достойный отпор уроду-напарнику немытого мужлана Семена, завонявшего всю станцию своими подмышками и немытой промежностью…

      На