На западе без изменений. Эрих Мария Ремарк

сумерки сочатся к нам внутрь. Ветер метёт через кладбище. Я перебираюсь через край воронки. В грязных сумерках лежит передо мной оторванная нога, сапог совсем целый, я вижу это всё сразу отчётливо в одно мгновение. Но теперь кто-то поднимается немногими метрами дальше, я протираю стёкла, которые запотели у меня тотчас снова от волнения, я столбенею – человек уже не в противогазе.

      Я жду ещё секунду – он тоже не рвётся, он смотрит старательно вокруг и делает несколько шагов, ветер рассеивает газ, воздух свежий – тут и я дёргаю хрипящий противогаз прочь и опускаюсь туда, где холодной водой внутрь меня струится воздух, глаза мутятся от желания, волна наполняет меня и стирает неизвестность.

      Удары прекратились. Я поворачиваюсь к воронке и киваю другим. Они вылезают и срывают маски долой. Мы поднимаем раненого, один берёт его положенную в лубок руку. Вот мы спотыкаемся торопливо прочь.

      Кладбище в развалинах. Гробы и мертвецы лежат врассыпную. Они умерщвлены ещё раз; но каждый из них, разорванный на куски, спас одного из нас. Ограда разрушена, дорожные рельсы в поле по ту сторону разорваны, они окоченело высоко загнуты в воздух. Перед нами кто-то лежит. Мы останавливаемся, только Кропп идёт с раненым дальше.

      Лежащий на земле – рекрут. Его бедро измазано кровью; он так истомлён, я хватаюсь за свою полевую фляжку, в которой у меня чай с ромом. Кат удерживает мою руку и нагибается к нему: «Куда тебе прилетело, брат?»

      Он указывает глазами; он слишком слаб, чтобы ответить.