Жизнь статиста эпохи крутых перемен. История историка. И. М. Кривогуз

гостила у тети Поли и Павла Михайловича по нескольку дней. Когда было возможно, и я с удовольствием приезжал к ним на два-три дня. В одно лето, когда мама надолго уехала на сессию в Ставрополь, а Таня и я болели корью, нас поселили у Чернышевых. Тетя Поля выхаживала нас в полутемной комнате. В другой раз мама отправилась в Ставрополь сдавать госэкзамены, а я нечаянно напоролся на гвоздь пяткой, которая долго нарывала и была оперирована. Тете Поле пришлось почти на полтора месяца взять на себя заботы о Тане и обо мне и жить у нас.

      Павел Михайлович в 1939 г. перешагнул за пятьдесят. Он был невысоким, но крепким, с добрыми ясными глазами, густой рыжеватой седеющей шевелюрой и прокуренными усами, как у Александра-Освободителя. К жене он относился с любовью и уважением. Ему была чужда мужская спесь: он охотно помогал ей вести домашнее хозяйство, занимался покупками, иногда огородом и животными, даже приготовлением обеда, за которым не прочь был пропустить рюмку-другую. Курил и выпивал очень умеренно.

      Органически свойственна ему была такая же, как у Поли, нравственность, только, пожалуй, с более рациональным обоснованием. В юности он учился в духовной семинарии и поэтому хорошо знал православные обряды и церковную музыку. Но он никогда не проявлял религиозности, а только старался не нарушать некоторые обычаи, которых придерживалась тетя Поля. Соблюдал посты. К подчинявшейся советской власти РПЦ относился скептически. Говорил также, что многие советские композиторы-песенники в своих сочинениях используют церковные мелодии. Уважал порядочных людей вместе с их слабостями. У него не было предубеждения против каких бы то ни было религий или народностей. И анекдотов, задевающих попов, евреев, чеченцев, армян и иных, он не любил.

      Конечно, необходимость соблюдения советских норм жизни была ему очевидна. О политике говорил очень осмотрительно, особенно при детях. Но однажды, как запомнила малолетняя Таня, возражая отцу, говорившему о хитроумности Сталина, назвал вождя народов бандитом. В отличие от подавляющего большинства советских граждан, вовсе не грустил по поводу смерти вождя, скорее – наоборот.

      Он по-прежнему восхитительно пел в кругу родных. Любил играть в карты с тетей Полей, а изредка находил компании для преферанса по маленьким ставкам. Был интересным собеседником, обладавшим мягким юмором. Говорил, что из духовной семинарии его исключили за увлечение игрой в карты. Да он и не хотел быть священником. Стал сельским учителем, женился на Поле, а позже вместе с нею поселился у Макеевых в Волчанске. Рассказывал о своем участии в охоте на волков, об учительстве в селах и о знакомых в Волчанске. Вспоминал, как предводитель волчанского дворянства Колокольцов после свержения царя бегал по уезду, прячась от новой местной власти, пожелавшей его судить. Повествовал и о других занимательных случаях, только никогда ни слова не сказал о своих злоключениях в 1920 г.

      Запомнилась его притча о хозяине и приказчиках. Пьют на веранде чай хозяин и младший приказчик. Приказчик сетует: