Жизнь статиста эпохи крутых перемен. История историка. И. М. Кривогуз

за счет переселенцев из дальних мест, а не аборигенов. Основная масса населения была занята добычей и переработкой нефти, работой по производству и ремонту нефтяного и энергетического оборудования и на транспорте, часть служила в различных административных и хозяйственных учреждениях. Существенных социальных различий не было. Богатых и нищих не встречал. Но большинство жило очень скромно, многие – бедно. Прослойка служащих – инженеров, врачей, учителей, работников культуры и административных учреждений была малочисленной и обеспеченностью не выделялась.

      Конфессиональные различия мне тоже были почти незаметны. Оставшаяся в городе единственная православная церковь мало кем посещалась. О мечетях или иных молельных домах ничего не слышал. Говорили только, что мусульмане молятся, отрешаясь от всего окружающего, по несколько раз в день там, где их застает час молитвы. Но я их за молитвой не видел.

      Этническое разнообразие населения мною почти не замечалось и не осознавалось. Всюду преобладали русские. Заметны были армяне и разноплеменные дагестанцы. Совсем немного было евреев, греков, осетин и грузин. Жило несколько приехавших на нефтепромыслы и обрусевших немцев и шведов. Встречались китайцы и корейцы. Они ходили с корзинами или инструментами, продавали детские игрушки, скупали старье, точили ножи и ножницы, паяли чайники, вставляли стекла и т.п. Но вскоре исчезли. Говорили, что их выслали как японских шпионов.

      Чеченцев на Старых промыслах, да и в городе – столице Чечено-Ингушетии – жило удивительно мало, а ингуши встречались совсем редко. Здесь чеченцы имели мазанки или саманные домики с катухами. Только немногие в результате политики коренизации – выдвижения лиц коренного населения – занимали некоторые руководящие посты и имели квартиры.

      Чаще и больше всего чеченцев и ингушей можно было встретить на центральном базаре города, куда они из аулов привозили на продажу разнообразную сельскую продукцию. Нередко видел, как чеченец средних лет, в огромной кавказской папахе, какая бы ни было жара, в серых галифе и гимнастерке, в мягких сапогах, подпоясанный наборным поясом, с красивым кинжалом шествует по тротуару к базару. На четыре-пять шагов позади идут две-три женщины в черных мешковатых длинных платьях с платками, закрывающими почти все лицо. Они несут огромные мешки с овощами, фруктами, орехами и другой сельской продукцией. Это, говорили, его жена и ее «сестры» – младшие жены.

      О жизни чеченцев и ингушей в аулах основная масса городского населения почти ничего не знала. Из горожан редко кто туда ездил. Конечно, всюду в аулах имелись органы советской власти. Через них партия добивалась изменений в жизни чеченцев и ингушей. Эти народности тогда не претендовали на гегемонию в республике и ее нефтяные богатства. При общности религии связи между аулами оставались слабыми, и рознь родовых общин затрудняла осознание национальной общности. Однако население аулов, вопреки советским законам, сохраняло и отстаивало