Жизнь статиста эпохи крутых перемен. История историка. И. М. Кривогуз

в полукилометре от железной дороги среди равнины появилась высокая островерхая гора. Ее небольшое предгорье было покрыто лесом, в котором пряталось селение. Выше виднелись лесные поляны и пасущиеся на них стада овец с пастухами в бурках. Еще выше поднимались почти отвесные скалы. На некоторых из них стояли круторогие козлы и мелькали изящные силуэты скачущих серн. Пик упирался в облака.

      Смотрел на эту жизнь горы, как завороженный, пока поезд не оставил ее позади. Куривший в тамбуре мужчина назвал ее Кинжал-горой. Я побежал рассказывать маме и Тане, проворонившим такое чудо. Но нам уже надо было собираться выходить на станции Минеральные воды.

      Еще раз увидел Кинжал-гору на обратном пути. Мне казалось, я сам побывал на ней. И потом всю жизнь во многих поездках по этой линии железной дороги никогда не пропускал случая полюбоваться Кинжал-горой.

      Мы нашли папу за колючей проволокой военного лагеря на горе Железноводска. Оружия там, к сожалению, ни у кого не было. В поношенной красноармейской форме он на себя не был похож. Но к нам вышел в гражданском костюме, и мы радостной семьей отправились в Пятигорск, где остановились на пару дней у оказавшихся тогда там Карповых, о которых я ничего не знал с самой Кавказской.

      Когда вскоре после нас отец вернулся из лагеря в Ново-Александровку, родители приняли неожиданное для меня решение перебраться в Грозный. Там, разъяснил папа, никогда не было голода. Вскоре он уехал туда, чтобы подобрать работу себе и маме, найти нам квартиру. Получив в сентябре его вызов, мы отослали багажом стол, ковер, опустевший сундук и мамино зеркало, попрощались с Кривогузовыми, Феней и моими приятелями, и отправились в путь.

      Скорее всего, причиной нашего отъезда из Ново-Александровской в Грозный было не стремление избежать повторения голода, который позже все же настиг семью и в Грозном, а желание родителей поселиться поближе к Чернышевым, которые, как и Карповы, тогда уже проживали в Грозном.

      Самым существенным результатом нашего выживания в Ново-Александровской, как я теперь понимаю, являлось осознание родителями того, что выжить и обеспечить относительное благополучие семьи можно только работой в соответствии с установками власти, благодаря чему они превратились в советских трудящихся. Произошла советская социализация семьи. Наверное, у отца она была мучительной и не слишком глубокой. Мама прониклась новыми целями и задачами значительно скорее, легче и глубже. А унаследованный генетический код обусловил мой непроизвольный ответ на голод ускорением умственного развития и ранним интересом к происходившему вокруг. Я не осознавал напряженности и конфликтности жизни, но ощущал их подсознательно.

      В те годы часто видел запомнившиеся безысходные сновидения. Бегу по тропинке. Поперек лежит соломинка, превращающаяся в бревно. Пытаюсь перелезть через него, а оно становится все толще, превращается в непреодолимое препятствие. Или встречаюсь в степи с саблезубым тигром. Он бросается ко мне. Убегаю, петляю. Он настигает, чувствую