Та, чьё второе имя Танит. Гай Себеус

была…

      То, что кормление шло одновременно, было понятно из резкого умолкания тройного голодного рёва.

      Но больше всего старую няньку возмущало, что молодая мать стала запираться от неё на время кормления! От неё, к которой никогда не относились как к прислуге, и для которой всегда были открыты любые двери в доме господ!

      Однажды поутру старуха, некоторое время послонявшись с поджатыми губами вокруг недоступной комнаты, решила украдкой, по неимоверно скрипящей строительной лестнице, пробраться на недостроенный чердак.

      Ревность вознесла её туда, куда не загнала бы даже угроза.

      Она очень старалась пробираться бесшумно и не чихнуть от строительной пыли, взметаемой её обширнейшими юбками и накидками. В рассветных сумерках это было нелегко. К тому же вес её тучного тела явно превышал возможности лёгкой постройки. Доски скрипели и угрожающе прогибались.

      Несмотря ни на что, она решила продвинуться ещё чуть-чуть. Потом ещё немножко. Потом…

      Сначала она сослепу не рассмотрела, что там внизу: ей привиделся лежащий диковинный зверь, с головой и хвостом, …с опорой на три зубца. Будто прорисованный на белом какой-то странный иероглиф. Но этого же не могло быть!

      – Что за чудеса? Совсем я, старая, слепая стала!

      С усилием проморгавшись для остроты зрения, она ногой подраздвинула хлипкие доски перекрытия.

      …То, что она увидела у себя под ногами, заставило её обомлеть. Она ожидала чего угодно, но не этого!

      На ложе, укрытом шкурами, растянулась …рыжеватая волчица!

      А младенцы, все трое, мирно лежали у неё под брюхом, вцепившись жадными ротиками в тёмные звериные сосцы!

      Кулачками они решительно подталкивали волчицу в живот, усиливая тем самым ход молока. А она терпеливо удерживала позу, удобную для маленьких деспотов.

      Потом…

      О, ужас! Волчица, задрав лобастую голову, зевнула и, склонившись над одним из близнецов, начала заботливо вылизывать его!

      У старой няньки от вида её черноатласной пасти захолонуло сердце. Ноги сомлели, и она рухнула прямо там, где и стояла. Недостроенный помост не вынес её туши, доски раздвинулись, и старуха с грохотом свалилась с высоты, подняв тучу пыли и сломав лодыжку.

      Когда пыль осела, первое, что она увидела перед собой, – гневный взгляд Петал.

      Свободная серая туника привольными складками укрывала её тело. Трое младенцев, сытые, покряхтывали на ложе, готовясь заснуть. На них грохот падения не произвел такого впечатления, как на Петал.

      Вся она была будто взъерошенный зверь, приготовившийся к прыжку. Смотрела исподлобья.

      – Что ты там, вверху, делала, старуха?

      Вынести белый провал её взгляда было непосильно для старой няньки. Боль и страх ответили за неё: она жалобно заплакала.

      Но это её не спасло.

      2

      Бласт узнал о страшном несчастье поздним вечером, когда вернулся домой со стройки.

      Тело