Дневники. Елена Щербакова

прошу. Раньше-то ой как пели, что будь здоров. И ещё я знаю казачью песню, похожую на эту.

      – Спой ещё.

      – Що высоко солнце сходит,

      низенько заходит.

      Що женатый до дивчины

      все вечера ходит.

      – Зарежь, зарежь жинку,

      буду жить с тобою.

      Як пришёл казак до дому,

      стал ножа точить.

      Его жинка, его голубка

      стала его просить:

      – Не режь, не режь, не режь ты меня.

      Под моими грудями спит твоё дитя.

      А тебе надо просить Богородицу, чтобы дом охраняла и тебя берегла.

      – Хорошо, бабушка, – сказала я и ушла за переписанным молитвенником.

      14.09.11

      Где-то уснула старость

      Снова заходим в некрополь. Известная дорожка, давно знакомые памятники. Издалека узнаёшь могилы русских писателей. Они все украшены цветами. И думаешь, сколько было читано-перечитано книг, в которых заложена мудрость. Уже не смотришь на могилы, а хочется увидеть чистое небо. Но оно не видно за высокими деревьями. Они так стары, что загораживают небо. Остаётся только остановиться у дерева и подумать, будто и к тебе пришла старость, хромая старость. Ей бежать некуда. Зато всё она увидит, ничего не пропустит своими глазами. Вот мы и останавливаемся возле каждого дерева, как у каждой буквы в слове, и смотрим. А ведь дерево – это поэма. А в некрополе дерево – современник прежних веков. Оно пережило песни и легенды старых лет. Сколько их!

      И только молчаливо стоит масонский крест. Это он и есть памятник-дерево. Что ж, его осталось только обойти. Он слишком таинствен и заговорен. А сколько их на кладбище – тёмный лес, который немного пугает.

      14.09.11

      Волшебство осени

      Осень зарядила дождём. Она плакальщица. Обычное явление – дождь осенью. Даже когда небо ясное, всё равно дождь то польёт, то перестанет, и не можешь угадать, когда всё же стоит закрыть зонтик, чтобы больше не раскрывать.

      В монастыре отшумел праздник Рождества Пресвятой Богородицы, всё затихло. Льёт унылый дождь. И так же, как летом, цветут розы в садике, и веет душистым цветом, а веранда – сцена со скамейками – вся мокрая, её залил дождь, и очень грустно теперь там. Дождь смыл следы праздничного веселья, бывшего на ней. Всё уходит, всё. Что же остаётся? Об этом молчат камни в некрополе.

      Мы идём по старой мостовой, где замерла память о прошлых веках, когда сюда, в гуляй-город, приезжали цари на моление. Идём к стене с горельефами храма Христа Спасителя. Мариам, Девора, Мельхиседек – все они библейские герои, вставшие против поработителей.

      Я в чёрном сегодня, это цвет скорби. Проникаюсь сочувствием к сюжетам на стене. Вот юноша Давид несёт отрубленную голову Голиафа, что означало наступление израильских войск. Вот Мельхиседек встречает Авраама с пленными или царями.

      Мы здесь со Славой не просто случайные прохожие, но ещё и позируем перед фотокамерой. Слава надел ковбойскую шляпу, американские джинсы и ботинки-казачки с цепочками. Мы фотографируемся. Это тоже наша память.

      Обратно возвращаемся мимо старых могильных плит. За памятником Румянцеву-Задунайскому стоит бюст человека с львиной шкурой на голове.

      – Он похож на Александра Македонского.