Пересмешник. Владимир Василенко

отшибло память после того, как я едва не погиб. Но девушка, кажется, не очень-то поверила.

      Впрочем, по мере её рассказа в памяти и правда начали вспыхивать мимолётные, но яркие образы.

      Огромная бревенчатая изба, больше похожая на терем. Колывановы были довольно зажиточными ребятами, не простые крестьяне.

      Резные наличники на окнах, расписанная изразцами печь с лежанкой, застеленной косматыми медвежьими шкурами… Русоволосая веснушчатая девчонка, с которой мы, лежа бок о бок на животе и болтая босыми ногами, читаем по слогам потрёпанную книгу с незамысловатыми черно-белыми картинками. Книга явно не детская – судя по иллюстрациям, скорее что-то вроде словаря или энциклопедии.

      Я вдруг словно увидел эту девчонку вживую – сосредоточенную, склонившуюся над книгой и смешно шевелящую губами. Зеленые, искрящиеся, как изумруды, глазёнки, весёлая россыпь веснушек на курносой физиономии.

      И рядом с нами – темноволосая женщина в длинном сарафане, со сложным ожерельем на груди, состоящим из деревянных бусин разной формы, монет, светящихся кусочков эмберита, костяных дисков с какими-то примитивными символами…

      – Богдан!

      Полиньяк тронул меня за локоть, и я очнулся от нахлынувших воспоминаний – резко, будто вынырнул из омута.

      – Немного начал припоминать, – пробормотал я. – У тебя ещё веснушки были тогда.

      – Да, – смущённо улыбнулась Варвара. – Они и сейчас вылезают, когда на солнце побуду. Но уже не такие яркие.

      – Расскажи подробнее. А про мать мою что помнишь?

      – Дарина её звали. Чем она занималась, я не очень понимала, маленькая ещё была. Учила нас читать и писать. Шила, готовила, по дому помогала. А ещё, помнишь, мы с ней ходили в лес, она показывала нам травы всякие. Я однажды ещё в овраг чуть не провалилась, а ты меня вытащил.

      – Что-то тоже припоминаю, но смутно, – ответил я, снова ловя после её слов целую россыпь коротких, но ярких флешбэков. Но сосредотачиваться на этих воспоминаниях пока было некогда – хотелось сначала расспросить Варвару подробнее. – А ещё?

      – Вообще… – девушка слегка замялась. – Уже потом, когда я постарше стала, я поняла, что маму твою в деревне немного побаивались. Я слышала, как бабка Агафья шепталась с другими тётками, что она… ну… ведьма. И когда вы переехали в избушку на краю деревни, к вам туда редко кто из местных захаживал. Только по большой надобности.

      – Например?

      – Мама твоя травницей была, отвары всякие и припарки делала. Лечила людей. Но, говорят, не только это умела. Вроде как дар у неё какой-то был.

      – Какой?

      – Не знаю. Я уже сама плохо помню. Через две зимы вы опять куда-то уехали. А куда – никто не знал.

      – А почему уехали?

      – Не знаю. Но, мне кажется, во многом из-за тёток деревенских. Не любили они Дарину, за глаза всякие сплетни про неё собирали. Почитай, что только батюшка мой за неё и заступался. Но он тоже с остальными не очень ладил.

      – А откуда мы к вам приехали, не помнишь?

      Варвара