Только моя. Кристина Зайцева

в девять начинает трезвонить рабочий телефон. За десять минут я успеваю принять два звонка, и это больше похоже на психологическую помощь, потому что очень часто к нам обращаются старики, которым просто не с кем поболтать и рассказать о своих невзгодах.

      Мои собственные проблемы отступают, освобождая мозги впервые за это утро. Я наконец-то ловлю концентрацию. Очень много концентрации. И принимаюсь за собственную работу, когда усадившая меня за телефон девочка возвращается.

      Они шушукаются и смеются, но мне не до этого.

      Я сама буду представлять центр на суде, он будет через неделю, поэтому перечитываю кучу статей по аналогичным делам, и ухожу в этот процесс с головой, из которой вытолкала образ темно-карих глаз и все, что с ними связано.

      Когда мне хватает ума посмотреть на часы, уже почти одиннадцать.

      – Черт! – вскакиваю со стула, потому что мне нужно попасть в суд до обеда, а туда добираться черт знает сколько.

      На улице воздух снова раскаленный. Он лижет мои голые ноги, обдает их жаром, пока второпях иду к машине, на ходу доставая из сумки брелок сигнализации.

      Даже в тонком ситцевом платье мне жарко, машина тоже нагрелась, и она никак не реагирует, пока я упрямо тычу на разблокировку дверей.

      – Ну, давай! – мой голос по-дурацки изумленный.

      Это в первый раз, и я понятия не имею, что вдруг могло погрузить мою машину в этот летаргический сон сейчас, когда она так мне нужна!

      Снова жму на кнопку и дергаю за ручку.

      Это глупо и бесполезно, дверь все еще заблокирована, но я опять и опять за нее дергаю и от досады топаю ногой с огромным желанием стукнуть ею по колесу.

      – Черт! – злюсь, под палящим солнцем осматривая полупустую парковку, будто это чем-то поможет.

      Захлебываюсь еще одним изумлением, потому что из серого неприметного «опеля», припаркованного напротив, и который я даже не заметила, выходит Матвеев… Антон.

      Сердце сбивается с ритма, пока его длинные ноги покрывают разделяющее нас расстояние, а глаза, мои предательские глупые глаза, следят за каждым его движением, особенно за тем, как под свободной потрепанной футболкой угадываются мышцы его плеч и груди.

      На его носу зеркальные авиаторы, на бедрах черные спортивные шорты.

      Моя рука взмывает к волосам, чтобы вспомнить, что вообще у меня с ними сегодня.

      Они распущены.

      Я сжимаю пальцы в кулаки, чтобы изобразить непринужденность и успокоить свое взбесившееся сердце, когда Матвеев оказывается рядом и буднично спрашивает:

      – Проблемы?

      Он оставил между нами расстояние в один шаг, и слава богу, иначе я от него шарахнулась бы.

      Обводя глазами черты его лица, вижу свое отражение в стеклах его очков. На его жилистой шее новая порция загара, и мне приходится пережить короткий всплеск внизу живота, когда в голове призраком вспыхивает запах его кожи.

      Что он, черт возьми, здесь делает?!

      – Не открывается, – отвернувшись, таращусь перед собой.

      – Дашь посмотреть?

      Ненавижу его голос за то, что он такой неповторимый.

      Протянув руку, отдаю