Пеньюар. Вероника Киреева

счастлива, что в этом мире есть ты. Есть этот день, в который мы смогли как-то сблизиться, немножко узнать друг друга, а я так переживала, попробуй варенье, – она протянула мне чайную ложку.

      – Я должен вам сказать… – начал я.

      – Ты насчет Галочки? – шепотом заговорила мамаша. – Она хорошая девочка, много читает, а как великолепно рисует. Я сама удивляюсь! И ведь она эти картины написала сидя дома, даже не вышла в лес.

      – Я хотел вам сказать, – снова начал я.

      – А когда ей было лет восемь, – говорит мамаша, – она смешала все краски, абсолютно все! И как ты думаешь, какой получился цвет?

      – Синий?

      – Нет, Валера! – мамаша перекинула полотенце с одного плеча на другое.

      – Зеленый?

      – Нет!

      – Красный?

      – Черный, Валера! Так она плакала, а потом поняла, что надо смешивать по две краски, ну может по три, давай я тебе еще налью чая, – она подлила мне из чайника кипятка. – Варенье изумительное, и ведь я подумала, что наша жизнь, это тоже краски. Что смешаешь, то и получится.

      – Наверное…

      – Галочка, иди чай пить, – позвала она Галю. – И ведь добавишь черный, всё сразу же станет черным. Сразу же!

      – Я пойду, – сказал я, глядя на часы. – Уже поздно…

      – Хорошо, что ты к нам пришел, – она посмотрела на меня своими синими глазами. – Галочка, иди, попрощайся с Валерой.… Не пойму чем она там занимается?

      Тут Галя прибегает, руки в краске, лицо в разводах.

      – Валерочка, – мамаша протянула мне коробку с кольцами. – Или пусть пока полежат у меня?

      – Пусть, – говорю я, а мне тяжело, да я не могу!

      Вышел я на улицу, и что мне делать?

      Вот оно, счастье!

      Нет большего счастья, чем любить! Да я с работы бегу, не могу остановиться! Еще немного, уже почти рядом. Осталась почта, газетный киоск, соки-воды, и я совсем близко.

      Ткани, мотылек, парикмахерская, скороход, и я почти дома. Кулинария, аптека, ателье, и снова киоск. Остановка, срочное фото, булочная, рубин… И вот, уже рядом! Продукты, юный техник.… Вижу балкон, простыни, мои трикушки, трусы…

      Как же хорошо жить на свете, когда есть куда бежать. Хочется заплакать, горит свет. Вера на кухне, разбила две тарелки, рассыпала муку, сожгла полотенце. Бегу по ступенькам, все ближе и ближе, вот она дверь, двадцать седьмая, а за дверью дым.

      Верка в слезах, забыла купить хлеб, пересолила фарш, стерла левую ногу…. Как же сладко в груди, где-то в животе, там живет мое счастье. Хочу пропахнуть дымом, выпить Веркины слезы, съесть соленые котлеты без хлеба, разносить эти туфли.…

      Хватаю ее за ногу, целую в натертое место, зачем покупать на размер меньше? Челку подстригла, глаза стали еще больше.

      – Вера! – говорю и прижимаю ее к себе.

      Вот оно, счастье! Прижаться и стоять. Как будто ничего большего нет, и не было никогда. Только здесь, только сейчас. Как же я ждал этого! Как же хотел вот так прижаться и забыть обо всем.

      У меня нет ничего, есть только она.

      В тишине

      Я