Морской ангел. Валерий Ковалев

у ротного валящиеся с ног разведчики.

      – В расход, – обвел морпехов Терещенко налитыми кровью глазами. – У нас нет людей их конвоировать.

      – Ни хрена себе, – переглянулись те от столь необычного приказа.

      Одно дело убить врага в бою, как они делали ни раз, и совсем другое расстрелять безоружных.

      – Ну, кто возьмется? – видя замешательство моряков, буркнул ротный.

      Напряжение снял Дим.

      – Я, Николай, – сказал он (без начальства все обращались друг к другу по именам) и, передернув затвор ППШ, направился к эскарпу.

      – Форверст! – подойдя к пленным, среди которых были несколько раненых, ткнул стволом по направлению чадящего дымом города, и те понуро двинулись к выходу.

      Когда спустя минут пять немцы с румынами (их было человек двадцать), спустились в сопровождении старшины вниз, к усеянной воронками дороге, по ней несколько красноармейцев в пропотевших гимнастерках гнали разношерстную колонну захваченных фашистов.

      – Шнеллер плен! – кивнул Дим в ту сторону, и его подопечные несколько оживились.

      – Бегом! – рявкнул Дим, дав в небо пару очередей из автомата.

      – Принимай, славяне, – сказал он бойцам, когда доставленные пополнили колонну, после чего устало поплелся назад, к своим ребятам.

      Разведчики встретили старшину молчанием, а капитан вскинув бровь, выжидательно уставился на Дима.

      – Я их передал внизу армейскому конвою, – сказал тот. – Пусть живут, бродяги.

      – А почему стрелял?

      – Что-то вроде салюта. И на добрую память.

      Пару минут Терещенко молчал, а затем протянул к дымящему рядом самокруткой Кацнельсону руку – «Дай» и глубоко затянулся.

      – Добрая махра, – выдул вверх струйку дыма, – моршанская[37]. – А с приказом я того, погорячился.

      …Утром Дим проснулся от тишины. Такой, которой давно не слышал. И еще увидел в синем куполе неба парящую над морем чайку.

      Он поднялся с расстеленного на земле брезента (все ребята еще спали, укрывшись кто-чем) и, прихватив автомат, вышел из эскарпа.

      На его откосе клевал носом часовой, проходя мимо старшина хлопнул того по плечу – «Не спи, замерзнешь!» – вслед за чем, оскальзываясь на щебенке и камнях, неторопливо спустился к заливу.

      Весь берег был завален трупами немцев и румын, их брошенной и сожженной техникой, убитыми лошадьми, разломанными повозками и прочим военным скарбом.

      Тихо шипящий, с розовой пеной прибой качал на легкой зыби тела утопленников.

      – Намолотили мы вас, – сплюнул на песок горькую слюну Дим, после чего, сняв ватник с гимнастеркой и тельняшку, забрел по колено в море. Там он до пояса умылся холодной морской водой, а потом вернулся назад, сел на патронный ящик и, стянув с ног яловые сапоги, перемотал портянки.

      – Порядок, – потопал подошвами по песку, – будем жить дальше.

      Вернувшись назад, Дим оглядел все еще дрыхнувших ребят и что-то бормотавшего

37

Моршанская – название махорки, выдававшейся на фронте.