Белокурая гейша. Джина Бакарр

реку вброд, поднимает край кимоно левой рукой, все выше и выше, дразня таким образом наблюдающего за ней мужчину, пока не покажет ему свою драгоценную обнаженную щелочку. Правой рукой она при этом обмахивается веером.

      Я захихикала, вспомнив, как впервые услышала эту фразу. Это случилось в ту ночь, когда я узнала об удовольствии харигата. Улыбка моя тут же погасла, ведь именно в ту ночь отец оставил меня в Чайном доме Оглядывающегося дерева. Тогда умерла часть моей души. Но другая часть выжила, и три долгих года я обучалась быть гейшей, хотя до сих пор продолжала оставаться майко. Почему так? Чем же я разгневала богов? Было принято, что по истечении нескольких лет ученичества майко в возрасте семнадцати лет становится гейшей.

      Мне же уже восемнадцать. Неужели я не заслужила права «завернуть воротник», то есть пройти обряд перехода, символизирующий превращение майко во взрослую гейшу?

      Сколько еще времени оставаться мне в чайном доме, перемещаться по городу украдкой, с неизменным белым макияжем на лице и в черном парике, скрывающем мои белокурые волосы? Обречена ли я находиться здесь до тех пор, пока не закончится время моего цветения? Или пока кто-нибудь не узнает, кто я такая?

      Не раз наблюдала я за тем, как незнакомцы, глядя на меня, с любопытством указывали себе на нос, имея в виду мой длинный прямой ирландский нос. Почему так важно было сохранять мое инкогнито? Отец мой давно уехал и находится вне опасности. Почему же мне запрещено занять свое место в мире цветов и ив?

      Я делала все, что говорила мне окасан, абсолютно все. Использовала сушеный соловьиный помет, чтобы бороться с проблемной кожей лица. Дважды в день, стоя на коленях, мыла полы на веранде, отчищала испачканные простыни, которыми покрывают футоны, подрезала бамбук в саду.

      Судя по взглядам, бросаемым на меня ранее в этот день, я могла с гордостью признать, что превратилась во взрослую женщину. Хотя это было и безнравственно, я виляла ягодицами при ходьбе, как делают опытные гейши, туго запахнув на бедрах полы своего зеленого, расписанного вручную кимоно с изображением желтых и розовых цветов. В волосах моих поблескивали серебристые шпильки с розовыми наконечниками.

      Люди смотрели на меня, куда бы я ни шла. Ах, я не такая красивая, как Симойё, но я выше всех прочих майко в своих сандалиях на шестифутовой подошве с крошечными колокольчиками – из той обуви, что подарил мне отец, я давно выросла. Гейше-ученице не принято ходить в одиночку. Мы обычно появляемся на людях в компании сопровождающего, за исключением тех случаев, когда ездим в рикше парами. Я чувствую себя такой взрослой, когда, покачивая своим красивым бумажным солнечным зонтиком, иду по извилистым узким улочкам города вдвоем с Марико, делающей то же самое.

      Сегодня я игнорировала взгляды любопытствующих японцев, низко опуская голову, чтобы никто, подобравшийся ко мне слишком близко, не рассмотрел мои зеленые глаза. Мне было очень важно ускользнуть из чайного дома незамеченной, чтобы я могла сделать то, что хотела.

      В одиночестве.

      Сколько времени я отсутствовала? Час? Вряд ли больше. Я прижала