Самсон назорей. Пятеро. Владимир Евгеньевич Жаботинский

грабителя. Он уже был в десяти шагах от костра; сухие прутья трещали в ярком огне, а от влажных веток высоко подымался дым. Вдруг он нагнулся к земле, разбежался и перескочил через огонь; как за падучей звездою, растянулся за ним хвост отпадающих пчел. По ту сторону костра он спокойно осмотрел свою добычу и вскарабкался на обрыв. Пчелы, растерянные, в беспорядке возвращались к ограбленному своему дому.

      Элиноар захлопала в ладоши.

      – Кто ты – сам Вельзевул или сын его? – спросила она, обирая пахучие соты; почистив, она их завернула в свою белую накидку.

      Нехуштан, все еще бледный, неловко вертел шеей и потирал затылок.

      – Укусила одна, – сказал он плаксиво, – в самое последнее мгновение, когда я побежал к огню.

      На обратном пути Элиноар была страшно возбуждена; все время разговаривала с Нехуштаном, расхваливая каждую подробность его подвига, но он только робел и отмалчивался. Она оставила его наконец в покое; несколько минут молчала, спускаясь вприпрыжку, потом вдруг обратилась к Самсону:

      – Таиш… ты не сердишься, что я тебя так называю? Я привыкла. – (Он кивнул головой.) – Таиш, сегодня на пиру задай нашим юношам загадку. Знаешь какую? Ты сам это раньше сказал: «Из свирепого вышло сладкое».

      – Про филистимлян?

      – О нет! Про пантеру и этот мед. Ни за что не разгадают!

      Самсон развел руками в некотором смущении.

      – Пока тут мои родители, – сказал он, – непристойно мне задавать загадки. – Он хотел было объяснить ей настоящую причину, рассказать о назорействе, но передумал и нашел другое толкование: – У Дана не принято сыну шутить перед отцом и матерью.

      Элиноар помолчала.

      – Жаль, – заговорила она опять. – Я столько слышала о том, какой ты забавник на пиру. Думала эти семь дней тоже повеселиться. У нас так скучно… А твои родители останутся в Тимнате до самого конца свадебных праздников?

      – Останутся сколько захотят, – сказал он коротко.

      Она опять помолчала; потом спросила о другом:

      – Кто такой этот торговец, бен-Шуни, который пришел с вами из Цоры? Я его знаю – мы с Семадар его встретили когда-то на этой самой дороге. Я раньше думала, что он старший слуга; но он у твоих родителей, видно, в большом почете – особенно у твоей матери.

      Самсон проворчал:

      – Не у меня.

      Элиноар ничего не ответила; они уже были в виду первых домов Тимнаты.

      – Прощай, – сказала она, останавливаясь, – я проберусь домой среди виноградников, а то конца не будет расспросам, куда ходила. – И, краснея, она спросила шепотом: – Ты больше не сердишься, Таиш?

      Самсон сердечно рассмеялся.

      – Мы еще будем большими друзьями, Элиноар, – сказал он, гладя ее по головке.

      – Будем! – ответила она особенным, низким голосом, которого он не заметил, потому что, в конце концов, ему было не до нее.

      Когда она скрылась в пыльной зелени, Нехуштан пошел с ним рядом; его затылок сильно распух, и вообще он казался не в духе.

      – Вырастет