Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город. Геннадий Вениаминович Кумохин

как место моего рождения, Турции.

      Отец рассказывал, что в горах неподалеку от заставы водилось множество диких кабанов, мясо которых приятно разнообразило небогатый рацион пограничников.

      Встречались также и медведи. Во всяком случае, я помню себя играющим на шкуре добытого отцом косолапого.

      Зимой выпавший снег укрывал заставу многометровым слоем, так что для того, чтобы попасть из казармы в столовую, солдаты копали тоннели.

      Насчет питания отец оказался прав. Ягоды в горах произрастали в изобилии, и скоро в крепкой горбоносой молодице, собирающей на склоне дикий виноград или спускающейся на лошади в расположенный совсем неподалеку Батуми, было не узнать прежнюю изможденную танцовщицу.

      Рождение сына мои родители встретили с радостью. Мама – потому что боялась, что и второй ее сын окажется таким же безнадежно больным, а отец от души был горд своим первенцем. Встречая из роддома любимую жену, он подарил ей … петуха, а затем поднял меня голенького над головой, и я щедро окропил его рыжие «буденовские» усы и белый парадный китель.

      Этот случай отец будет помнить до конца своих дней. И в последние мгновения жизни, когда у него уже началось недержание, он еще пробовал шутить, и, думая, что перед ним я, а не внук, сын моей сестры Сергей, произнес понятную только нам двоим фразу:

      – Вот сейчас мы с тобой квиты.

      Как-то раз в Марадиди в отсутствие отца маме позвонили из комендатуры.

      – Вы только не волнуйтесь, – сказали ей, – но Вашего мужа задавила машина. Кажется, насмерть.

      На самом деле отец отделался сравнительно легко: переломом ключицы и неделей в госпитале. А дело было так. Врач, а, может быть, даже главврач больницы в Тбилиси, грузинка, только что купила себе легковую машину и поехала прокатиться по городу. На пути у нее оказался отец, с которым они были даже шапочно знакомы. Потом отец рассказывал:

      – Я влево, и она влево, я вправо, и она вправо.

      Машина сбила его и протащила за собой еще метров десять. Впрочем, для всех эта история закончилась благополучно. Особенно для меня. В два года я заболел дизентерией, лежал в больнице и был уже совсем плох. Отец, который сдавал для меня кровь, говорил, что я уже не мог громко говорить и только шептал. Меня спасла та же врач, которая недавно чуть не угробила отца. Она достала пенициллин, первый антибиотик, который был тогда большой редкостью.

      Совсем маленьким я настолько привык видеть вокруг только военных, что, по словам мамы, говорил, глядя на человека в форме:

      – Это дядя.

      А на человека в штатском:

      – Это не дядя.

      Как и все дети, я временами вел себя неважно. Однажды я совсем вывел маму из себя и в ответ она замахнулась на меня.

      – Ну вот. Родила меня, воспитала меня, а теперь бьёшь! – выдал ей кроха.

      Больше меня не трогали.

      Отец начал брать меня с собой на охоту, наверное, лет с трех.

      Тогда он был уже начальником пограничной заставы в Шекветили. У нас была собака Альма, породы сеттер-гордон. Так что мы ходили на утиную и перепелиную охоту