Благословение небожителей. Том 3. Мосян Тунсю

тихий ручеёк течёт.

      А кто узрит хотя бы раз

      Те облака, что над Ушанем,

      О прочих думать сей же час

      Навеки тоже перестанет[6].

      Ну надо же, у Хуа Чэна, князя демонов, вселяющего ужас в небожителей и нелюдей, обнаружилось слабое место – и какое! Каллиграфия! Когда Се Лянь это понял, с трудом сдержал смех – даже живот судорогой свело.

      Обеими руками он поднял сей вдохновенный труд и, изо всех сил сохраняя невозмутимость, протянул:

      – Да. Оригинальный стиль, сразу видно сильную личность. Яркий образ.

      Хуа Чэн чинно отложил кисть и, прищурившись, спросил:

      – Ты хотел сказать, редкостное безобразие?

      Се Лянь притворился, что не слышал, и продолжил с серьёзным видом:

      – На самом деле каллиграфия – это не так сложно, а вот писать с характером не каждому дано. Многие выводят буквы аккуратно, но без души произведение останется посредственным. А у тебя, Саньлан, чувствуется хорошая школа, чувствуется стиль мастера, мощный напор…

      Он едва успел прикусить язык, чтобы не закончить: «Такой, что способен стереть горы в пыль и обратить войско в бегство». Нелегко ему далась эта хвалебная речь.

      Хуа Чэн в ответ поднял брови и с сомнением в голосе спросил:

      – Правда?

      – Разве я когда-нибудь тебя обманывал?

      Князь демонов неторопливо воткнул в стоящий рядом треножник несколько палочек благовоний, и в воздухе заклубился нежный аромат.

      – Я очень хотел научиться каллиграфии, но некому было со мной заниматься, и я не знаю всех тонкостей, – нарочито беспечно сказал он.

      О, с этим он обратился куда следует.

      – Никаких секретов тут нет… – протянул Се Лянь.

      Поразмыслив, он решил, что на словах это не объяснить, подошёл поближе, взял кисть и написал пару строк на той же бумаге, рядом со стихотворением Хуа Чэна. Выполнив надпись на одном дыхании, он немного полюбовался ею и с улыбкой вздохнул:

      – Какой стыд. У меня много лет не было возможности потренироваться, пишу куда хуже, чем прежде.

      Хуа Чэн внимательно посмотрел на эти строки. Иероглифы Се Ляня отличались от его собственных как небо и земля. Принц продолжил стихотворение:

      Так я иду цветущим полем,

      Презреть его красу готов;

      В том помогает сила воли

      И с ней моя к тебе любовь.

      Словно зачарованный, Хуа Чэн несколько раз перечитал стихотворение целиком, надолго замолчал, а потом поднял голову и спросил:

      – Научишь меня так же?

      – Я не осмелюсь называть себя учителем… – скромно ответил Се Лянь.

      Но всё же он разъяснил Хуа Чэну основы – подробно, ничего не утаив, – а также поделился собственными открытиями, сделанными в юности, когда принц сам только обучался искусству письма.

      В дымке благовоний, среди ярко сияющих огней Се Лянь говорил, а Хуа Чэн внимательно его слушал. Журчала тихая беседа, и в воздухе разливалась атмосфера тепла и уюта. Через некоторое время Се Лянь предложил:

      – Попробуешь

6

Отрывок из стихотворения танского поэта Юань Чжэня «Думы в разлуке».