Соблазн быть счастливым. Лоренцо Мароне

чем, не могу я понять, ведь это даже не у него выставка. У моего сына художественная галерея в самом центре города – очень приятное и модное место, куда ходят довольно экстравагантные люди, по правде говоря. Но мне все равно нравится его работа, вот только ему бы я ни за что в этом не признался. Я знаю, это неправильно, но так уж я устроен – у меня никогда не получается сказать то что следует. Несколько раз я пытался, но слова так и застряли у меня на языке, прежде чем провалиться назад в глотку.

      – Я за тебя рад, – отвечаю я без особой уверенности.

      Кажется, он это замечает, потому что в телефоне ненадолго повисает молчание, а потом он прощается и завершает разговор. Я горжусь Данте: его личностью, его работой, его поступками. В какой-то мере я теперь считаю его даже лучше сестры, и тем не менее у меня по-прежнему с ней более доверительные отношения: с женщинами проще общаться, хотя у моей дочери и не самый легкий характер. Когда они были маленькими, Катерина упрекала меня за явное предпочтение по отношению к Звеве, и поэтому она, стараясь уравновесить родительскую любовь, сильнее привязалась к Данте. На самом деле я не выбирал: Данте появился, когда Звева в своем детском развитии начала уже общаться со мной, говорить, играть, обнимать меня своими ручонками. Данте рядом с ней казался мне одним из тех больших пупсов, что беспомощно таращатся на тебя из витрин кукольных магазинов. Короче, сами того не желая, мы с Катериной поделили между собой детей и обязанности. Она занималась Данте, я – Звевой. И вот он вырос гомосексуалистом, а она – эгоцентричной невротичкой.

      – Если бы ты была здесь, нам стоило бы теперь поменяться ролями. Может быть, так у нас бы получилось исправить причиненный нами вред! – восклицаю я, оказавшись дома. Мои слова гулко разносятся по пустому коридору. – Хотя я считаю, что сейчас уже слишком поздно. Нам нужно было раньше об этом подумать. Это все ты виновата – ты не хотела меняться, никогда ни в чем не сомневалась и думала, что в жизни есть только один путь. А вот я – ты не можешь с этим не согласиться – уже и тогда брыкался. Если бы ты только меня слушала, может быть, все сложилось бы по-другому.

      Стены ничего мне не отвечают. Так даже и лучше: во всяком случае, они не могут мне возразить. Часы на кухне тем временем продолжают отсчитывать секунды. Я никогда раньше этого не замечал, но в этом доме всем правит молчание.

      Нельзя спасти того, кто этого не хочет

      Один из котов синьоры Витальяно время от времени является ко мне с визитом. Наглая зверюга выбирается на идущий вдоль дома балкон, огибает здание и залезает ко мне в окно. Полагаю, что это в том числе и вина Эммы, окно которой всегда закрыто, и поэтому котяра вынужден преодолевать лишние метры в поисках милосердной души, готовой пойти навстречу его желанию ускользнуть от патологического кошелюбия Элеоноры. И если – как сейчас – ставни на окне закрыты, то он будет оставаться снаружи и скрестись до тех пор, пока я ему не открою.

      В общем, это целая проблема, но заодно и компания. Я поднимаюсь и хватаю его за шкирку, помогая забраться внутрь, а потом устраиваю его на постели. Сейчас половина четвертого