Соблазн быть счастливым. Лоренцо Мароне

разбудить.

      После первых трех бессонных ночей я взял подушку и перебрался на диван. Потом однажды эти вежливые соседи пригласили меня на ужин – может, потому что они думали, что я одинокий старик и нуждаюсь в помощи. То, что я одинокий – это правда, но помощь мне никакая не нужна. В любом случае, мне пришлось согласиться и провести вечер в компании этих засранцев, не дававших мне спать по ночам. Они воображали, что я растаю при виде их крошек, что я один из тех старых маразматиков, которые, чтобы не думать о смерти, цепляются за тех, у кого еще впереди целая жизнь. Короче, они надеялись, что мое сердце было не таким заскорузлым. Они ошибались. Обычно говорят, что время смягчает характер, в особенности это касается мужчин. Многие строгие отцы превращаются в нежнейших дедов. А со мной случилось наоборот – я родился мягким, а умру черствым.

      Но я вижу, что я отвлекся. Я говорил о новых соседях и том, что, как мне кажется, он ее бьет. Как я уже сказал, сплю я мало и плохо. Позавчера ночью я все еще ворочался под одеялом, когда эта парочка начала ссориться. Поначалу слышался один только ее взволнованный упрекающий голос, потом в какой-то момент он тоже принялся орать в ответ. И чуть погодя я услышал звук падения – как будто что-то тяжелое обрушилось на пол – и наступило молчание. Мне стало любопытно, и я приложил ухо к стене. Не думаю, что я ошибусь, если скажу, что она плакала, а он ее утешал. На следующее утро, когда я вынимал почту из ящика, появилась Эмма. На ней были темные очки, и она не поднимала глаз от земли. Едва заметив меня, она отвернулась и почти бегом стала подниматься по лестнице.

      – Добрый день, – сказал я ей, но она была уже далеко.

      Я уверен, что у нее был синяк под подбитым глазом, и поэтому, когда я поднялся к нам на этаж, мне захотелось позвонить им в дверь, чтобы спросить, все ли в порядке. Я уже протянул руку к звонку, но в последний момент передумал. Я всегда занимался только своими делами, и все было в порядке, так с чего мне лезть в то, что меня не касается? Да и потом она – моя соседка – и сама уже большая девочка: если муж ее бьет, то ей ничто не мешает от него уйти. До конца дня я и думать забыл обо всем этом, пока сегодня утром я не обнаружил на площадке Эмму, которая рылась в сумке в поисках ключей, стоя ко мне спиной. В ответ на мое приветствие она торопливо улыбнулась, но это не помогло ей скрыть распухшую, с кровоподтеками, губу.

      Это правда: я нелюдим со скверным характером, и если кто-то из моих детей соберется с духом на моих похоронах взобраться на ту штуку, с которой толкают речи, чтобы воспроизвести список моих достоинств, то вряд ли они смогут назвать меня общительным человеком. Не то чтобы я ненавижу людей – просто я слишком занят самим собой, чтобы меня волновали еще и другие. Мне и Катерина так всегда говорила: «Ты не злой, ты просто эгоист». Я никогда не был с этим согласен. Эгоист – это тот, кто любой ценой добивается собственного благополучия, а я в своей жизни благополучия так и не увидел. Даже как эгоист я не преуспел.

      Но мы говорили о моей соседке.