В лесах Сибири. Февраль-июль 2010. Сильвен Тессон

пустыне великолепие византийских куполов. Отшельники хотели избежать мирских соблазнов. Некоторые из них грешили из гордости, сочетая в себе недоверие к своему веку и презрение к людям. Отведав ядовитые плоды уединенной жизни, никто из них не захотел вернуться в мир.

      Человеческое общество не любит отшельников. Им не прощают бегства. Дерзкое «Продолжайте без меня!», которое они бросают в лицо окружающим, вызывает осуждение. Желание уйти означает желание отгородиться от себе подобных. Отшельник отказывается от благ цивилизации и тем самым открыто критикует ее. Он нарушает условия контракта между собой и обществом. Разве можно верить тому, кто преступает черту и цепляется за первый же порыв ветра?

      В четыре пополудни мне неожиданно наносит визит Юра Усов, метеоролог со станции Узуры на Ольхоне.

      Выпавший снег снова придал пейзажу чистоту. У берега образовался торос высотой в полтора метра. Из-за него машины не могут въехать на отлогий склон. Юра оставил свой уазик неподалеку. Он проводит экскурсию по Байкалу для австралийской туристки.

      Расставляю на столе стаканы с водкой. Мы согреваемся в блаженной теплоте и медленно пьянеем. Австралийка расспрашивает меня, и некоторые вещи ускользают от ее понимания.

      – У вас есть машина?

      – Нет.

      – А телевизор?

      – Нет.

      – А если что-то случится?

      – У меня есть ноги.

      – За продуктами вы ходите в деревню?

      – Здесь нет деревни.

      – Вы голосуете у дороги?

      – Здесь нет дороги.

      – Это ваши книги?

      – Да.

      – Это вы их все написали?

      Мне больше нравятся человеческие натуры, похожие на замерзшее озеро, чем те, что похожи на болото. Первые – твердые и холодные на поверхности, но живые и беспокойные внутри. Вторые – мягкие и вибрирующие с виду, но их глубина вялая и мутная.

      Австралийка не решается присесть на чурбачок, который служит мне табуреткой. Смотрит на меня недоумевающим взглядом. Беспорядок в комнате, должно быть, подкрепляет ее мысли об отсталости представителей французской нации. Когда они с Юрой уезжают, я пьян как сапожник. Настало время прокатиться на коньках.

      Вчерашний ветер отполировал каток до блеска. Скольжу по ледяному зеркалу с грацией тюленя. Бирюзовая гладь исчерчена линиями. Стараясь не потерять равновесия, объезжаю замерзшие трещины цвета слоновой кости. Заснеженные горы, обступившие Байкал, напоминают затянутых в белые бальные платья робких девушек, не смеющих ступить на лакированный паркет и присоединиться к танцу.

      До того как лезвие конька застрянет в трещине и я с размаху упаду на лед, успеваю подумать о выступлениях фигуристов. Чех атлетического телосложения в узкой жилетке со стразами буквально взмывает вверх и крутит над головой свою юную партнершу в розовом. В жюри сидят немолодые дамы, которые словно сбежали из игорных залов казино на набережной Ниццы, а теперь размахивают табличками с цифрами, сумма которых означает