Простишь – не простишь. Валери Тонг Куонг

Жизнь нас упорно обманывала. С особой жестокостью нанесла удар в последний момент, убив нашу радость. Лино, ликуя, держал видеокамеру и фотоаппарат. Сердце плода остановилось, когда прорезалась голова.

      Ребенок не закричал.

      Ребенка у нас больше не было.

      Обе камеры выпали у отца из рук и разбились.

      Он бросился на колени и зарыдал.

      Моя утроба – гроб.

      Теперь ты понимаешь, Мило, отчего два года спустя мы не стали снимать и фотографировать твое появленье на свет. Мы не верили своим ушам, хотя ясно услышали твой зычный крик. Мы не верили своему счастью.

      – Селеста!

      Два года мы медленно погружались в пучину безысходности и безумия. Лино почти разучился говорить. Но исправно ходил на работу. Он неизменно брал с собой фляжку с виски. Делал глоток, прежде чем войти в кабинет. Затяжное самоубийство. Дань памяти отцу-алкоголику. Круг замкнулся.

      Как ни странно, это ничуть не отразилось на его работоспособности. Генеральный директор похвалил его за стойкость и назначил премию по итогам года.

      – Мы соболезнуем вашей утрате и хотим хоть что-нибудь для вас сделать.

      Лино отказался от подачки. «Засунь свою премию себе в задницу», – прошептал он чуть слышно.

      Директор смущенно закивал, забормотал:

      – Да-да, я прекрасно вас понимаю. Не стану настаивать, но позже мы еще вернемся к этой теме.

      Ничего-то ты не понял, ничего! Да и как ты мог нас понять?!

      Я тоже попыталась вернуться к своей бухгалтерской рутине. Все врачи, все друзья, психолог в больнице в один голос твердили, настаивали:

      – Ты должна, Селеста, попробуй. Это тебя отвлечет, успокоит. Что тебе делать дома? Кружить по квартире без толку?

      – Ладно, – ответила я.

      Легче соглашаться, плыть по течению, избегать напрасных споров, не тратить попусту время. Сама думала: «Мне-то какая разница? На работе, дома, на Марсе мое сердце всегда и всюду будет кровоточить и болеть. Послушаюсь их, пойду».

      Они суетились, беспокоились, заботились обо мне, старались сделать как лучше. Я на них не в обиде.

      Готовилась, будто в первый раз в первый класс. Купила новый ежедневник, наточила карандаши, запасла сменные баллончики для авторучки. Одного только не приняла во внимание: сама я все это время отсутствовала. Руки по инерции что-то делали, а мысли ходили по кругу, вечному, неизменному.

      Я нарочно пришла раньше всех, чтобы не слышать перешептываний по углам. Села за стол, включила компьютер, раскрыла папки. Хотела добросовестно и аккуратно выполнить свои обязанности. Но в глазах зарябило от чисел, колонки складывались в загадочный орнамент, ключ от шифра отсутствовал. Я с великим трудом составила ведомость заработной платы, кому-то повысила оклад, кому-то аннулировала вычеты. А потом зачем-то оформила заново начисление налогов…

      В полдень отправилась в столовую обедать. Все взгляды обратились ко мне с глубоким сочувствием. Однако стоило мне приблизиться, люди отворачивались. Кому же охота есть рядом с той, что выносила мертвого ребенка!

      Я села с самого