Кто-то плачет всю ночь за стеною. Александр Ермолаев

Сергеич вздрогнул от ее появления, но тут же неловко улыбнулся:

      – Голова раскалывается. Тяжелый день.

      Она стояла перед ним голая и счастливая. Такие мелочи, как головная боль, не должны были испортить свидание.

      – Сейчас я тебя вылечу, – сказала она и запрыгнула на него.

      Она стонала, мычала от удовольствия. Затем, выплюнув волос (видимо, с его груди), она задрала голову и серьезно спросила:

      – Ты что – еще не готов?

      – Кажется, нет. Сейчас, подожди… Сейчас все заработает.

      – Не переживай, я помогу, – улыбнулась она.

      Это длилось долго. Почти полчаса. Кабачкова начинала уставать. Как ни странно, Сергеич тоже. По крайней мере – вид у него был замученный. Но вдруг стало получаться. Тогда Кабачкова, заряженная этим успехом, с еще большим усердием продолжила свое дело.

      Готово, подумала она и забралась на него. Но тут случилась еще одна неприятность. На этот раз посерьезнее.

      Сергеич блеванул.

      Прямо себе на грудь.

      Потом он пополз к краю – что было тяжело, учитывая, что его придавила Кабачкова, – и продолжил блевать на пол.

      Затем наступило молчание.

      – Прости, что-то мне нездоровится…

      Кабачкова шмыгала носом и что-то нашептывала.

      Через минуту она ушла.

      Над беспорядком мыслей парил один главный вопрос. Я для них что – урод какой-то?

      Отчаяние снова завладело ей. А ведь еще каких-то пару часов назад!

      Но это был пока не предел. Заряд озлобленности еще оставался. Совсем немного, но он еще поддерживал жизнь «нового человека».

      Она плакала, злилась. Она ненавидела Сергеича. Ненавидела своего мужа. Ненавидела Константина Федоровича. Она понимала, что не может сейчас пойти домой. Это казалось ей унизительным. Это будет провалом. Полным поражением.

      Она сидела в парке, было уже темно. Пора было куда-то двигаться. Ну уж нет, в этот момент подумала она. Я решила начать новую жизнь. Я сделаю это.

      Осталось выбрать ночной клуб.

      Ближайшим оказался «Мороз».

      Кабачкова не была в таких местах много лет. Раньше, подумала она, было не так тесно. И не так громко. Она выглядела растерянной и бесконечно старой в этой танцующей беззаботной толпе. Затем она встретилась взглядом с одним мужчиной. Их разделяло метров десять. Он улыбнулся и пошел ей навстречу. Красивый, небритый. Определенно хочет затащить ее в постель. Или – прямо здесь, в туалете. Она вдруг вспомнила, как блеванул Сергеич. Ее передернуло. Но она снова переключилась на красавчика. Он был почти рядом. Сейчас они познакомятся и будут танцевать. А потом он пригласит ее и… Подожди, подумала Кабачкова, ты кто, твою мать, такая? Перед красавчиком возникла девушка, то ли в юбке, то ли в набедренной повязке, – и перехватила его. Взяла за руку и потащила в сторону. Красавчик, улыбаясь, успел посмотреть виноватым взглядом на Кабачкову: прости, мол, ты же понимаешь, я ни при чем.

      Я должна напиться, подумала Кабачкова.

      Так она и сидела, потягивая отвратительный горький коктейль и смотря в одну точку.