Кто-то плачет всю ночь за стеною. Александр Ермолаев

очень жаль. Жаль, что вы оказались в таком положении. Я не хочу, чтобы вы считали меня жестокосердным человеком. Это не так. Я готов вам помочь, я готов утешить вас. Но только не таким способом.

      Кабачкова шмыгнула носом.

      – Много я наговорила… – сказала она, как бы извиняясь.

      – И вы простите меня. За мою истерику. Вы действительно меня напугали своей настойчивостью.

      Она улыбнулась. Константин Федорович улыбнулся ей в ответ.

      – Так гораздо лучше, – сказал он.

      Кабачкова покраснела – так сильно, словно это был самый лучший комплимент в ее жизни. Она развернулась, чтобы уйти, но потом резко вернулась к Константину Федоровичу. Он на мгновение испугался, но Кабачкова остановилась в метре от него. Протянула руку. Константин Федорович пожал ее. Она глубоко вдохнула, будто собралась сказать что-то важное, но вместо этого лишь порывисто выдохнула.

      – Друзья? – спросила она.

      – Друзья, – ответил Константин Федорович.

      Она снова улыбнулась и даже как-то странно хихикнула, как школьница.

      Потом она наконец ушла – походкой гордой, нарочито от бедра.

      Раскол в семье Кабачковых произошел месяц назад. Внезапно, как говорят в таких случаях: ничто не предвещало.

      Был поздний вечер. Кабачковы готовились ко сну. Мария Викторовна отвернулась к стене и закрыла глаза. Последнее время со сном у нее были проблемы. А нет ничего хуже, чем после плохого сна идти в школу на десять уроков. Но тут под одеялом к ней потянулась просящая рука мужа. Сначала она, то есть Мария Викторовна, решила притвориться: я сплю. Но Евгений Алексеевич не планировал отступать, уж слишком он соскучился по большому мягкому телу жены. Ладонь его безнаказанно продолжала гладить ее живот. Но как только он попытался добраться до заветного места, Мария Викторовна не выдержала:

      – Прекрати, пожалуйста! Я хочу выспаться, у меня нет сил.

      – Тише ты! Славку разбудишь! – перепугался Евгений Алексеевич.

      Через полминуты он, впрочем, продолжил:

      – Брось, Машуль. Я соскучился. Давай, быстренько. Просто повернись. – Затем он ухмыльнулся. – Хотя можешь и не поворачиваться.

      После этих слов Кабачкова вспыхнула.

      – Прекрати! – закричала она. – Я же попросила. Неужели так сложно уступить мне? Мы и так всегда все делаем так, как ты хочешь!

      Реакция жены удивила Евгения Алексеевича, если не сказать – напугала.

      – Машуль, ты чего? – аккуратно спросил он.

      – Ты уже достал меня потому что! – прошипела она в стену.

      Он помедлил с ответом, а потом тем же спокойным голосом сказал:

      – Не сердись, Машуль, все хорошо. Ты действительно устала. Спи. Спокойной ночи.

      Кабачков чмокнул ее в плечо и, забравшись под одеяло, повернулся в другую сторону.

      – Какой же ты всегда спокойный и рассудительный! Прямо солнышко. Господи, как же мне это надоело.

      Тут Кабачков смахнул одеяло, поднялся и включил свет. Жена недовольно замычала.

      – Что