День похищения. Чон Хэён

подозревал: «Уж не из-за этого ли?» В принципе, Хеын с самого начала не была прямо такой уж преданной женой, да и по отношению к дочери не была «сумасшедшей мамашей», души в ребенке не чаявшей. С другой стороны, она не стала уделять больше внимания внешнему виду – одежде или украшениям, – не шлялась где-то по ночам и не отталкивала Мёнчжуна, когда его к ней тянуло. Но незадолго до того, как уйти, стала избегать физического контакта с ним.

      «Если она когда-нибудь вернется, то я, так и быть, ее прощу и приму» – так он сам себе нафантазировал. Но действительность оказалась несколько иной: через месяц после ее ухода по почте пришло заказное письмо с документами на развод. Он их подписал, в назначенный день они встретились в суде – и всё, больше ничего. Ни что станет с деньгами, ни каково будет ребенку – на этом внимание не заострялось: Мёнчжун всегда жил настоящим. Он тогда спросил: «Хиэ ты тоже бросишь?», и жена ответила: «Да». На этом процедура развода завершилась. Тогда он еще подумал: «Да, между нами все кончено».

      Рохи, не шибко переживая о душевных терзаниях Мёнчжуна и не думая, обидела она его или нет, подъела все подчистую до последней крошки, отложила ложку и сказала:

      – Спать.

* * *

      Бах! Глаза у Мёнчжуна слипались, и очередной клевок носом совпал с падением тарелки в раковину. От грохота он моментально пришел в себя, втянул обратно вытекшую изо рта струйку слюны и огляделся вокруг. Как так получилось, что за сегодня он устал больше, чем когда с утра до ночи работал поденщиком? «Так, нужно быстрей очухаться и заканчивать с этим. А то опять чесалкой прилетит…» Не успел он это пробубнить, как немедленно сбылось по его слову: дверь распахнулась, и то ли от испуга, то ли от того, что сустав защемило, Мёнчжун тут же почувствовал прострел в плече. Скривившись от боли, он тем не менее спросил:

      – Ты чего?

      – Долго еще эту посуду мыть будешь?

      – Э… А что такое?

      Ему показалось, что она сейчас опять будет его доставать, поэтому внутренне настроился на решительный отпор.

      – Зайди ко мне, папа.

      – Хорошо, – привычно ответил он и тут же застыл. «Папа…» В глубине души у него шевельнулось что-то вроде угрызений совести. Надо же, стыдно перед похищенной – до чего же жалкий он похититель!

      Наскоро закончив с посудой, Мёнчжун зашел в комнату. Там царил розовый рай: это Рохи вытащила из шкафа всю одежду и побросала на пол. Розовый цвет очень нравился Хиэ, особенно вон то платьишко с широким подолом. Дочка никогда не клянчила что-нибудь вкусненькое, но если на платье были оборки или рюшечки – хоть на груди, хоть на рукавах или на юбке, – ее глаза всегда начинали блестеть. И вот теперь ее вещи считает своими чужая девочка, которую он похитил, чтобы спасти дочь… Мёнчжун не смел поднять головы.

      Из всего розового гардероба Рохи выбрала такую же розовую пижамку.

      – Это что, мое?

      Стараясь не смотреть ей в глаза, Мёнчжун кивнул. Узница недовольно покачала головой и брезгливо, двумя пальцами подцепила очередные розовые рюши.

      – И это тоже?

      Избегая ее взгляда, Мёнчжун