День похищения. Чон Хэён

и больше их оппозиционный студенческий кружок не посещал. Потому что ради жены и ребенка он был готов на все.

      Детей они с подружкой заводить не планировали, но когда он узнал об ее беременности, то чуть не запрыгал от счастья. Родители тоже были рады предстоящему событию. И это несмотря на то, что их семья находилась в крайне стесненном положении: у отца, который, по идее, должен был быть опорой семьи, обнаружили рак печени, причем в запущенной стадии, так что он лежал не вставая. Мать, работавшая кухаркой в небольшой столовке-времянке для рабочих на стройке шоссе, была вынуждена возвращаться домой поздно ночью, чтобы случайно не наткнуться на кредиторов. Да и ютились они все вместе в небольшой съемной комнатушке в подвале, где и ребенка-то особо положить некуда было. Но ради своей будущей семьи он был готов даже учебу бросить, хотя раньше держался за университет изо всех сил, отдавая на него последние деньги. У его жены Суён, со слезами на глазах признавшейся ему в своем «грехе», вырвался вздох облегчения: увидев, как он рад этой новости; она сама не сдержалась и разрыдалась – теперь уже от счастья. Он тогда твердо решил: его ребенок не будет жить такой жизнью, как он сам. Точнее, так ему тогда казалось, что он уже все решил…

* * *

      Резкий крик ударил ему в уши. Парень моментально собрался, пришел в себя и огляделся по сторонам. Он сидел в приемной медицинского центра «Надежда». Крик доносился не из смотровой, а с противоположной стороны – из родзала в конце коридора. Все беременные женщины – и на начальных сроках, и на последних неделях – тут же с испуганным видом схватились за животы, придерживая их руками.

      «Кто же знал, что так получится…» Парню тоже захотелось закричать. Сказать, чтобы все убирались вон из этой больницы. И что это вообще никакая не больница. Он считал, что смысл всей его жизни – оберегать двух своих любимых женщин: дочку, которая, придя в этот мир, смеялась бы так заливисто, как никто другой, и жену, с которой они растили бы ребенка и вместе с которой он был бы счастлив и в горе, и в радости. Но смысл его жизни был растоптан в одно мгновение – прямо в этой живодерне, именующей себя клиникой. К горлу словно подкатил обжигающий огненный ком, но он, сглотнув, задавил этот спазм. Если он сейчас не сдержится, то все пойдет насмарку. Вместо этого парень потрогал через плотную куртку нечто припрятанное у себя на груди. Нечто твердое, надежное. И только тогда жжение от внутреннего огня немного поутихло.

      – А хочешь посмотреть, где папа работает?

      – Ага!

      Парень повернулся. Знакомый голос – его он не забудет никогда. Главврач клиники. Возрастом чуть за сорок, но выглядит сильно моложе. Моложе даже его самого, хотя ему всего двадцать четыре. Холеное лицо лоснится уверенностью. И белый халат на его осанистой фигуре хорошо смотрится. Если б не девочка, держащая его за руку и называвшая «папой», можно было бы подумать, что он пытается произвести впечатление на молодых женщин в коридоре. Причем небезуспешно. «До чего же рубашка на нем белая – прямо до рези в глазах», – почему-то подумалось парню.

      – А я уже поручил что-нибудь вкусненькое к чаю приготовить. – На шаг позади начальника шел Ян Тхэхун – главный администратор клиники.

      С ним тоже довелось встретиться. Вот только общался администратор с ним совсем не так, и выражение лица было у него тогда совсем другим: «Говорю же, давайте не будем горячиться и попусту молоть языком. Всегда нужно придерживаться правил. Или думаете, что криком свое потомство вернуть сможете?» Вот так он тогда и говорил – мол, проблем не создавайте. И толкнул еще, да так, что парень упал – до сих пор эта холодная плитка на полу не забылась… Вот там, на плитке, он и решился. «Что ж, будем играть по правилам. Только не по вашим, крючкотворы, ничего тяжелее ручки не поднимавшие, а по моим».

      Пока главврач не прошел мимо него к лестнице на второй этаж, парень сидел ссутулившись, пряча лицо. Нельзя, чтобы его заметили. Хотя доктор смотрел только на свою дочку – и с такой нежностью, что просто трудно себе представить. Девочке по виду было где-то лет семь-восемь. Волосенки у нее на голове пока были не такие густые, но уже заплетены в две косички с красными бантами. Одета она была в красное полупальтишко, на ногах белые колготки и красные туфельки – ну прямо как из сказки Андерсена[2]. Лицо у нее было белое, миленькое, и казалось, что даже запах от нее идет теплый, детский, уютный. «Вот бы нашей Наён в ее возрасте быть такой же красивой!» Наён… Они с женой столько размышляли, как назовут дочку… Вот только услышать собственное имя их девочке не довелось – она умерла еще в материнской утробе. Вместе с матерью.

      Он даже не знал, как выглядел его ребенок. Теперь он смотрел на то, как радуется главврач, едва завидев свою дочь, и внутри его все переворачивалось. Парень поднялся и сунул руку за пазуху: холодный твердый предмет был на месте. Одним махом он нагнал главврача на лестнице. То ли на звук шагов, то ли просто чисто случайно, но Ян Тхэхун обернулся и заметил преследователя – от удивления его глаза расширились.

      – Ох! – На короткий возглас администратора повернулся и главврач.

      В мгновение ока парень достал из-под куртки нож. О, сколько раз он представлял себе этот момент – и вот наконец

2

Имеется в виду сказка Х. К. Андерсена «Красные башмачки».