Куда изгибается лоза. Оксана Есипова

Лоза раньше изгибалась вправо, теперь – влево. Статуя Единорога на площади Семи Лучей. Он рыл землю правым копытом, теперь опирается на левое. Священники стали читать проповеди в субботу, а не в воскресенье, как раньше, и утверждают, что так было всегда. Знаменитая речь Возвышающегося про Незыблемое…

      – Как зовут тебя, друг?

      – Эллари.

      – Эллари, я – Плиний. Так ты помнишь старый герб с лозой, изгибающейся вправо?

      – Да, я же сказал.

      – Понимаешь, брат, я тоже помню старый герб. Без лозы. И без единорога. Со змеёй, обвившейся вокруг разящей стрелы, – тихо закончил он.

      Глава 3. Скандал

      Глава 3. Скандал

      Мне показалось, что при словах писаря свечи полыхнули алым. В келье заметно посвежело, а когда я изумлённо выдохнул, изо рта вылетело облачко пара. Монах придвинулся ко мне, судорожно стиснул мою руку и шикнул:

      – Тихо. Слушай!

      Меня не надо было уговаривать, я и так каждой клеточкой тела впитывал происходящее. Через несколько секунд, которые показались мне вечностью, в ушах зазвенело. Решив, что это из-за внезапно наступившей тишины, я досадливо потёр уши, но ничего не изменилось. Писарь раздражённо покосился на меня и больно пихнул локтем в бок. И тут раздался тихий свист, который внезапно перерос в натужный хрип. А затем словно раскат дьявольского хохота пронёсся по келье.

      Я не отрывал взгляд от Плиния. Монах вытянул шею и застыл немым изваянием, сжимая в руке фигурку единорога, которая до этого висела у него на шее.

      – Вот и всё, – прошептал он потухшим голосом.

      В келье снова жарко и душно, свечи горели ровно и спокойно, а тишину прерывало только наше неровное дыхание.

      – Что это было, Плиний? – отважился спросить я.

      – Привет от старого мира.

      Голос писаря дрогнул. Он снова бухнулся на колени и замер, на этот раз не приглашая меня присоединиться. Но у меня не было времени ждать. Это были другие Знаки. Что же происходит?

      – Покажи мне свои свитки, – требовательно произнёс я, отбросив всякую осторожность.

      На этот раз я действовал от себя, мной никто не руководил. Если, конечно, в этом мире ещё можно было доверять своим ощущениям. Монах медленно поднялся:

      – А откуда ты про них знаешь, Эллари?

      – Знаю. Время шуток закончилось. Нужно разобраться, что происходит.

      Плиний горько, снисходительно и в тоже время покровительственно и мягко улыбнулся, словно умирающий старик ребенку, который просит его повременить с уходом.

      –Я уже не надеюсь разобраться. Успеть бы запечатлеть.

      – Но зачем? Если ты не надеешься разобраться и в тоже время не хочешь передать свитки мне, чтобы твоё дело продолжил я.

      – Не обижайся, Эллари. Ты полон энтузиазма, – мягко начал писарь, и мне очень не понравился его тон, – но ты не сможешь. Ты не из них.

      «Значит, он в курсе про Всадников? Ну ещё бы. Его знаки иные. Может, он даже знает имена Великих и хочет иметь дело с ними, а не с их недостойным слугой», – с досадой подумал