Солнце больше не светит. Владимир Никольский

совсем немноголюдно. Обычно в это время на узком тротуаре сливаются два встречных потока такой плотности, что если впереди тебя идет древняя старушка, то обогнать ее можно будет очень нескоро. Проезжая часть, кишмя кишащая змеиным потоком автомобилей, сейчас тоже пустовала.

      Валера заволновался: быть может сегодня выходной или государственный праздник, о котором он, возможно, забыл или просто пропустил, потому как не уделял должного внимания новостным лентам, телевизору или радиоточке. Слегка сбитый с толку он достал сигарету и закурил. Ещё раз оглядев почти пустынную улицу, Валера встречался взглядами с такими же прохожими, как и он, в чьих глазах читались растерянность и непонимание. Он потушил окурок о мусорный бачок и продолжил движение в сторону работы, тем более идти пешком было от силы чуть больше получаса.

      – Ты где ходишь? Ты на часы вообще смотришь? – у входа в кабинет стоял тучный мужчина среднего роста в мятом мешковатом костюме на пару размеров больше, чем надо, лоснящийся от пота в огромных очках. Его пепельные жидкие волосы прилипли ко лбу, верхняя пуговица его выцветшей рубашки была расстегнута, галстук, больше походивший на мятый лоскут ткани, был завязан кое-как, так что его язычок торчал наружу почти от самого узла.

      – Доброе утро, Андрей Михайлович, трамвай задержался, прошу меня извинить! – бросил он на ходу фальшивую историю про трамвай.

      – Вечно у тебя какие-то отговорки! Ты когда работать начнёшь? С тобой одни проблемы! – брызгал слюной Голоскоков, его слова эхом разносились по длинному прямому коридору.

      Здание казалось вымершим. Подобные ощущения Валера испытывал по первости выходя на работу в выходной день, чтобы доработать вопросы, так безответственно задвинутые в долгий ящик его предшественником. Хотя по прошествию этих лет можно сказать, что Валера его не просто понимает, но и с радостью поступал бы также.

      – Сейчас переоденусь и сразу в бой, Андрей Михайлович!

      Голоскоков Андрей Михайлович, трудился руководителем отдела уже почти полтора десятка лет. Выглядел он лет на пятьдесят пять, про его личные увлечения и семейное положение ничего не было известно, но слухи ходили всякие. В основном, что живёт он исключительно с единственной дорогой его сердцу женщиной, своей матерью. От него вечно несло потом, казалось ему не нужно было даже справлять малую нужду, вся жидкость в организме выходила через потовые железы, которые видимо располагались в основном на лице и шее толстяка.

      Валера, не останавливаясь, прошёл в кабинет и направился к шкафу, чтобы повесить куртку. За два года своего пребывания здесь в качестве работника, этот спектакль Голоскоков повторял каждое утро и с разными поводами, нарочито громко его отчитывая, так что первое время Валера даже шаркал ногами перед своим начальником. Коллеги по кабинету, а их без малого было пять человек и все как на подбор женского пола разных возрастных категорий, поначалу с любопытством следили за утренними представлениями, но потом вовсе