Тайна Пророка Моисея. Виталий Матвеевич Конеев

животные понимают только удар кулаком… А ну, вернись в кухню! – крикнул я Поэту, который на карачках спешил скрыться в толпе жильцов.

      Пинками я вернул Поэта в кухню. Пердило, непрерывно пукая, испуская зловонные газы, со стоном сказал:

      – Ты замахнулся на братву. Тебе будет смерть, – но едва я шагнул к Пердило, как он, нарочито весело заговорил: – Это шутка.

      – Ты, швабра, – сказал я Лахудре, указывая на неё пальцем, – немедленно верни деньги Геннадию Петровичу и извинись за обман.

      – У меня только на "мобильнике".

      – Геннадий Петрович, назовите свой номер…А вы, животные, начинайте убирать из раковин окурки.

      – Это западло…– начал было говорить Поэт, но я вновь изо всех сил вонзил носок кроссовки ему в пах.

      Поэт рухнул на пол, но быстро и трудно встав на ноги, хромая, поспешил к раковине. Их было четыре. Я ждал, потому что в коридоре Нюшка должен был убирать своё дерьмо минут пятнадцать. И я не хотел смотреть на его "работу".

      – Запомните, животные, "смотрящим"квартиры будет Геннадий Петрович. Его приказы выполнять неукоснительно. В кухне – не собираться. Собирайтесь у своего вожака Нюшки, пидора. Можете называть его "генералиссимусом"всех питухов.

      Я не собирался говорить с жильцами квартиры, потому что все, кроме Геннадия Петровича, подстраивались под синетатуированных, "ставили"себя "крутыми", заискивали перед животными.

      Когда я, Юлия и Генадий Петрович пошли по коридору к выходу, то я увидел, что Нюшка всё убрал. А сам он скромно стоял в стороне от того места, где нагадил и угодливо улыбался мне.

      – Встань на колени. Извинись перед Генадием Петровичем.

      – Извините меня, Геннадий Петрович, я буду всегда хорошим. Я ведь всегда был человеком чести.

      Я поставил стопу ноги на его лицо, заметил, что на нём мелькнули гримасы страха и лютой злобы. А мгновенье спустя Нюшка начал ласково улыбаться. Я сказал:

      – Если ты, животное, посмеешь вести себя, как раньше, я тебя найду и твой мордоворот натяну тебе на затылок. Пошёл вон!

      И я сильным тычком стопы отшвырнул его от себя. И в это время я услышал голос Ксении Евгеньевны, который прозвучал в комнате:

      – Женя, Юля, зайдите ко мне.

      – Я её не знаю, – удивлённо сказала Юлия.

      – А я знаю. Иди ко мне, девочка!

      Геннадий Петрович быстро наклонился к Юлии и шёпотом проговорил:

      – Моя мама долгое время лечилась в психушке. Не помогло. У неё всё перевернулось в голове. Она нелепости за правду о себе выдаёт.

      Ксения Евгеньевна могла увидеть нас в окно. Её комната была угловой. Из двух окон хорошо просматривались проспект и центральный вход в "сталинский"дом. Но как она узнала имя Юлии?

      Когда крики и завывания приблатнённыъ жильцов и их "корешей"закончились и наступила тишина, в которой звучали только стоны Пердило и его пуки, в коридор, уже не боясь синетатуированных, начали быстро выходить люди с вёдрами и тазами. Все спешили в туалет, чтобы вылить своих экскрименты. Жильцы в силу страха перед синетатуированными