В краю поющих барханов. Татьяна Бадакова

а бывшие одноклассники Мура в лицо выкрикивали оскорбления. Предвидеть всё это было нетрудно…

      Враждебность ванвских соседей постоянно подогревалась прессой… Имя Эфрона постоянно фигурировало в этих публикациях…

      Когда подходило время очередного “терма“, ежеквартальной квартирной платы, денег в семье не оказывалось.

      В редакции “Последних новостей“ Марину Ивановну любили те, от кого не зависела судьба её рукописей. Почти всегда приходилось ждать по нескольку месяцев публикаций не только стихов, но даже прозы. Неудачи с публикациями поэтических произведений заставили осознать, что главному её призванию, поэзии, отныне придётся потесниться».

      Теперь она чаще пишет воспоминания, делает переводы.

      Создаёт прозаические шедевры: «Живое о живом», «Дом у старого Пимена», «Пленный дух» и другие; прозу об отце и его музее, о матери и музыке, о детстве.

      Как писал Владислав Ходасевич: «Тема, по существу, мемуарная… Оставаясь в пределах действительности, Цветаева придаёт своим рассказам о людях, с которыми ей приходилось встречаться, силу и выпуклость художественного произведения».

      А в стихах этих лет слышны ноты глубочайшего трагизма и отчаяния:

      За этот ад,

      За этот бред

      Пошли мне сад

      На старость лет.

      На старость лет,

      На старость бед,

      Рабочих – лет,

      Горбатых лет.

      «Вера моя разрушилась, надежды исчезли, силы иссякли», – с горечью признаётся Марина Цветаева.

      И вот я стою перед этим домом с каштаном у окна в Ванве.

      Светлый, с мансардой, трёхэтажный особняк, весь обвитый красным плющом. Видна небольшая табличка, указывающая, что с июля 1934 го по июль 1938 года на втором этаже этого дома жила русская поэтесса Марина Цветаева. Ниже цитата из стихотворения «Дом», написанного здесь, в Ванве, в 1935 году:

      Из-под нахмуренных бровей

      Дом – будто юности моей.

      День, будто молодость моя.

      Меня встречает: – Здравствуй, я!

      Мой настрой, мои ожидания от новой встречи с любимым поэтом поглощают всю меня.

      Поднимаюсь по винтовой лестнице (снова – винтовая, как в московском доме!) в её комнаты, казавшиеся для Марины Цветаевой тогда почти раем.

      Небольшие, уютные, они тепло берегут память о поэте. Стеллажи с книгами, круглый матерчатый абажур под невысоким потолком, вязаные половички. Сохранён даже уголок пола с почти полностью стёршейся краской на старых скрипучих половицах, по которым ходила Марина!

      В этом доме бережно хранится прижизненный сборник стихов Марины Цветаевой «После России», изданный в Париже в 1928 году.

      Вызвал непомерный восторг и трепет большой, удлинённой формы пуф, обитый зелёным, в некоторых местах потёртым плюшем. Настоящий, Маринин!

      Все непременно пожелали на нём посидеть. А я почему-то не решилась. Стояла смотрела на этот старый милый пуф и видела Марину, слегка присевшую отдохнуть и побеседовать с любимым каштаном, который с любопытством заглядывал ей в окно. В то время очень уставшую от жизненных передряг, с