Русский бунт. Начало. Алексей Вязовский

и благословил.

      – Не пора ли палить, царь-батюшка?

      – Не пора…

      – Эх… Душа горит, такое дело затеяли… Дать волю народу! Вот бы по чарочке.

      – Про сухой закон слыхал? – я убрал подзорную трубу за пояс – солдат уже было хорошо видно и без прибора.

      Вчера я выполнил обещание и дал команду разбить бочки с вином. Присутствовал лично, пока грустный Шигаев опустошал емкости на землю.

      – Слыхал, как не слыхать… – Чумаков тяжело вздохнул, почесался.

      – А ну пригнитесь там! – я шикнул на соседних пушкарей, что слишком явно выглядывали из-за укрытия.

      – А что Сильвестр? – поинтересовался Федор. – Больно грозен был вчера поп. Такой праздник, а он в сердцах…

      – Не твоего ума дело, – обрезал я полковника. Чумаков засопел, обиделся.

      Сильвестр и вправду был грозен. После объявления указа явился незваным в шатер. Пенял мне, что не может благословлять убийство. Пусть и дворян-мироедов. Цитировал Писание, заповеди. Пришлось тоже включить богословский режим. Писание я знал неплохо и сразил Сильвестра цитатой из Второзакония: «Когда ты выйдешь на войну против врага твоего… то не бойся, ибо с тобой Господь Бог твой». Священник покачал головой, трубным голосом вопросил:

      – Откель знаешь Ветхий Завет, царь-батюшка?

      – Учителя хорошие были… – ответил я уклончиво. Перевел разговор на самого попа. К моему удивлению, он оказался из старообрядцев. Крестился двуперстно, клял и ругал никониан.

      – Ты, Петр Федорович, был добр к нашей вере, разрешил открыть храмы на Москве – мы тебе отслужим. Проси, что хошь.

      Я засмеялся. Что можно попросить у раскольников? Они сидят по скитам в тайге, прячутся от властей. Хоть Петр III до своего убийства и успел слегка ослабить гнет на староверов, в России все делается по пословице «Жалует царь, да не жалует псарь». Внезапно мне пришла в голову одна светлая мысль.

      – Прости, отче, – я оборвал смех. – Пошли весть по скитам оренбургским да енисейским. Нужно мне человек сто мужчин вашего уклада, верующих, семейных.

      – Зачем? – священник удивленно на меня посмотрел. – Нам заповедовано оружие в руки брать.

      – Не придется им воевать. Работа для них будет. За оплату. Как соберутся – расскажу.

      Сильвестр тяжело вздохнул, посмотрел на меня испытующе, потом все-таки согласно кивнул.

      – Пли!

      Чумаков вздрогнул и неловко ткнул палкой в запальное отверстие. Пушка рыкнула, из дула вылетело пламя. Певучая картечь хлестнула по солдатским рядам, десятки пехотинцев с криками повалились на землю. Выстрелили и соседние пушки. Все заволокло пороховым дымом, но порывистый ветер тут же его унес. Я увидел, как на дороге образовался ад. Оторванные руки, кровь… Фузилеры дали нестройный ответный залп куда-то в нашу сторону, засвистели пули.

      – Картузы с порохом неси, банник давай! – вокруг началась суета.

      Пушку откатили, начали заряжать.

      Я смотрел не отрываясь.