Испорченный король. Рина Кент

его, значит, так тому и быть.

      – Тебе нужно, чтобы я сосчитал до трех? – спрашивает он.

      – Слезы не приходят по щелчку пальцев. – Я не могу удержаться, чтобы не огрызнуться. Я слишком зла и взволнована, чтобы просто плакать.

      – Позволь мне помочь. – Все еще сжимая мою промежность, он использует мои связанные руки, чтобы оттягивать меня назад, пока мои груди не упираются ему в лицо.

      Он смотрит на шрам так, как будто это человек, которого он ненавидит.

      – Это должно было убить тебя. – Его теплое дыхание щекочет мою кожу, и от этого по ней бегут мурашки. – Ты должна была умереть, Отмороженная.

      У меня покалывает в носу, а за глазными яблоками нарастает давление.

      Несколькими словами он вернул меня к моему детскому «я». К страху. Беспомощности. Неизвестности.

      Он прав. Эта операция на сердце чуть не убила меня. Но не она причина моих непролитых слез.

      Это воспоминания, связанные с операцией, точнее их отсутствие.

      Причина, по которой я так сильно ненавижу шрам, заключается не в операции или неэстетичном внешнем виде.

      Она заключается в том, что шрам – это напоминание о том, что все, что было до него, – пустота.

      Все, что у меня осталось, – это кошмары, фобии и отдаленное напоминание о том, что у меня когда-то были родители.

      Шрам олицетворяет ту недостающую часть меня.

      Прежде чем я успеваю попытаться запереть эти эмоции в темную коробку, Эйден прикусывает мякоть моей груди. Я вскрикиваю, когда его зубы впиваются в кожу, а затем он сосет и покусывает шрам с такой враждебностью, что у меня перехватывает дыхание.

      Я напугана.

      Это выглядит так, будто он хочет откусить мою кожу.

      Дать волю воспоминаниям.

      Кошмарам.

      Дыму и пламени.

      И крови… так много гребаной крови.

      – Эйден, хватит.

      Он не останавливается.

      Он продолжает пировать на моей коже как каннибал.

      Он освободит их.

      Все это.

      Этого не может быть на самом деле.

      – Остановись! – Мои губы дрожат, когда слезы текут по моим щекам.

      Эйден поднимает голову. Он смотрит на мое лицо, на мои слезы и выражение ненависти, которое, должно быть, выжжено на моем лице.

      Черты его лица ничего не выражают.

      Закрытые.

      Бесстрастные.

      – Хорошая девочка.

      Наконец-то он отпускает меня. Воздух между моими ногами кажется каким-то странным, когда он убирает руку. Мои плечи болят от того, как крепко он держал мои запястья за спиной.

      Я ожидала, что он отступит и оставит меня в покое.

      Но Эйден никогда не ведет себя так, как ты от него ожидаешь.

      Верхняя часть его тела наклоняется, и он высовывает язык.

      Эйден слизывает слезы, стекающие по моей правой щеке. Моя кожа становится горячей и холодной одновременно.

      Он перемещается к левой щеке, не торопясь пробуя мои слезы на вкус.

      Когда он отстраняется, он не выглядит таким же шокированным, как я.

      Однако его дьявольская