.

Львиное Сердце ездит на сером жеребце. Потом мы его черним, и он становится могучим вороным скакуном Саладдина. Я тоже чернюсь, чтобы сыграть Саладдина. И что?

      – Ничего, – поспешно отозвалась я. – Это ваши лошади?

      – Да, – он махнул рукой в сторону лошадей, которых я заметила раньше. – Эти четыре пони и пегая, которая везет фургон и работает гротески. Мой парнишка ездит по городу на жеребце, созывает народ на представление. Мы даем его на соседнем лугу. Два – в три и в семь. Сегодня и ежедневно. Для почтеннейшей публики. До конца гастролей.

      Я ничего не сказала. Я многих слов не поняла. Но узнала выкрики ярмарочного зазывалы.

      – Ты любишь лошадей, – сказал он.

      – Да, – ответила я. – Па покупает их или продает. Мы вдвоем их учим. Часто продаем пони для детей. Вот я их и объезжаю.

      – Когда этот будет готов? – Роберт Гауер кивнул в сторону серого пони.

      – Па хочет продать его на этой неделе, – сказала я. – К тому времени он будет объезжен наполовину.

      Он поджал губы и беззвучно присвистнул.

      – Быстрая работа, – сказал он. – Ты небось частенько падаешь. Или на нем ездит твой па?

      – Я сама! – возмущенно ответила я. – Буду водить его весь день, а вечером сяду верхом.

      Он молча кивнул. Я допила эль и посмотрела на дно кружки. Пиво слишком быстро кончилось, а я отвлеклась на разговор и не насладилась его вкусом. Теперь я об этом жалела.

      – Хочу повидать твоего па, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Он вернется к обеду, так?

      – Да, – ответила я.

      – А ты, когда закончишь работу, можешь посмотреть мое Конное Представление. Вход всего пенни. Но можешь прийти в сопровождении.

      – У меня нет пенни, – сказала я, поскольку поняла только это.

      – Приходи так, – ответил он. – На любое представление.

      – Спасибо, – неловко произнесла я. – Сэр.

      Он кивнул – величественно, как лорд, и пошел обратно к своему пестрому фургону. Я снова поглядела на картину сбоку. Дама с кнутом и стоящей на дыбах лошадью была одета, как сама королева. Я гадала, кто она – может, его жена? Что за чудесная жизнь: одеваться, как леди, водить лошадей по кругу перед людьми, которые платят все эти деньги, только чтобы тебя увидеть. Это было бы так же хорошо, как родиться в господской семье. Почти так же хорошо, как Дол.

      – Эй ты! – снова позвал он, высунув голову из фургона. – Умеешь щелкать кнутом? А вращать им?

      – Да, – сказала я.

      Еще бы я не умела. Я этим занималась с тех пор, как начала ходить. Па умел щелкать кнутом так громко, что птицы на деревьях пугались. Когда я попросила его научить меня, он бросил к моим босым ногам старую тряпку.

      – Попади по ней, – сказал он; большей помощи от него было не дождаться.

      Целыми днями я щелкала кнутом, целясь в тряпку, пока понемногу не окрепли мои детские запястья и я не научилась попадать точно по ней. Теперь я могла щелкать кнутом и высоко в воздухе, и у земли. Дэнди как-то зажала в зубах травинку, а я на спор сбила с нее колосок. Всего один раз. Потом попыталась повторить и попала ей