Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

год ей был, – только и сказал он.

      Вебер носовым платком отирал капельки с усов.

      – Вы отлично работали. Я бы так не смог. А если не удалось исправить то, что какой-то мясник наворочал, так вашей вины тут нет. Тут по-другому и не рассудишь, иначе куда бы это нас завело…

      – Действительно, – отозвался Равич. – Куда бы это нас завело?

      Вебер сунул платок обратно в карман.

      – К тому же после всего, что вам довелось испытать, у вас, думаю, чертовская закалка.

      Равич глянул на него со скрытой усмешкой.

      – Закалки в таком деле не бывает. Разве что привычка.

      – Так и я о том же.

      – В том-то и беда, что не ко всему можно привыкнуть. Тут непросто разобраться. Давайте считать, что это все из-за кофе. Может, это и вправду кофе меня так взбудоражил. А мы думаем, что это от расстройства.

      – А что, кофе и вправду был хорош, верно?

      – Очень хорош.

      – Хороший кофе – мой конек. Я как чувствовал, что вам кофе понадобится, поэтому сам и сварил. Ведь не сравнить с бурдой, которую варит Эжени?

      – Никакого сравнения. По части кофе вы и впрямь мастак.

      Вебер уселся в машину. Но все еще не спускал с него глаз, даже из окна высунулся.

      – Может, вас все-таки подбросить по-быстрому, а? Вы, наверно, чертовски устали?

      «Тюлень, – невольно подумал Равич. – Точь-в-точь тюлень и такой же здоровый. Но мне-то что? Что за чушь в голову лезет? И вот вечно так – говоришь одно, а в мыслях совсем другое».

      – Я не устал, – ответил он. – Кофе меня взбодрил. Спите как следует.

      Вебер рассмеялся. Под черными усами ослепительно сверкнули белоснежные зубы.

      – Нет, я уже спать не лягу. Поработаю лучше в саду. Тюльпаны и нарциссы посадить надо.

      Тюльпаны и нарциссы, эхом отозвалось в голове у Равича. На аккуратных клумбочках, среди чистеньких гравийных дорожек. Тюльпаны и нарциссы – персиковая и золотистая кипень весны.

      – До свидания, Вебер, – сказал он. – Надеюсь, обо всем прочем вы позаботитесь?

      – Разумеется. Сегодня же вечером вам позвоню. Гонорар, к сожалению, будет скромный. Даже говорить не о чем. Девчонка была бедная, и родни, похоже, никакой. Ну, там видно будет.

      Равич отмахнулся.

      – Эжени она сто франков отдала. Похоже, это все, что у нее было. Выходит, вам причитается двадцать пять…

      – Хорошо, хорошо, – нетерпеливо оборвал его Равич. – До свидания, Вебер.

      – До свидания. Завтра в восемь утра.

      Равич медленно брел по улице Лористона. Будь сейчас лето, он бы устроился где-нибудь на скамейке в Булонском лесу, грелся бы на утреннем солнышке, смотрел бы, ни о чем не думая, на воду, на зелень, пока эта жуткая судорога напряжения где-то внутри сама не рассосется. А уж после поехал бы в гостиницу и завалился спать.

      Он зашел в бистро на углу Буасьерской. У стойки несколько работяг да шоферюги с грузовиков. Почти все пьют кофе, макая в него булочки.