Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

знать.

      – Он умер! – выкрикнула она. – Сразу…

      Она спрятала лицо в ладони.

      – Он что, болел?

      – Да.

      – Врача вызывали?

      – Да… Но он не хотел в больницу…

      – Вчера врач приходил?

      – Нет. Третьего дня. Но он… он с тем врачом разругался и не хотел больше его видеть.

      – А другого вызывать не пробовали?

      – Других мы не знаем никого. Мы здесь всего три недели. Этого нам официант разыскал. Но он… он от него отказался… сказал, что сам знает… лучше уж сам будет лечиться…

      – Что у него было?

      – Точно не знаю. Врач сказал – воспаление легких. Но он не поверил. Мол, все врачи шарлатаны. И вчера ему и вправду стало лучше… А потом вдруг…

      – Почему вы в больницу его не положили?

      – Он не хотел… Говорил… Вбил себе в голову, что без него я стану ему изменять… Он… Вы его не знаете… Бесполезно уговаривать…

      – Он все еще в гостинице лежит?

      – Да.

      – Вы хозяину сообщили?

      – Нет. Когда вдруг все стихло… эта тишина… и его глаза… я не выдержала и просто сбежала…

      Равич еще раз припомнил минувшую ночь. На секунду он смутился. Но что было, то было, теперь-то не все ли равно – и ему, и ей. Особенно ей. Этой ночью ей было ни до чего, лишь бы выстоять. А на всяких там сантиментах свет клином не сошелся. Лавинь3, когда узнал, что жена его умерла, всю ночь провел в публичном доме. Продажные девки его спасли; надеяться на священников он не стал. Кто в силах понять – поймет. Объяснения тут бесполезны. Зато потом это тебя обязывает…

      Он накинул пальто.

      – Пойдемте. Я схожу с вами. Это был ваш муж?

      – Нет, – ответила женщина.

      Хозяином гостиницы «Верден» оказался гнусного вида толстяк. На лысом черепе ни волосинки, зато крашеные черные усы и кустистые брови тревожно встопорщены. Он маячил посреди вестибюля, из-за спины выглядывал официант, за официантом горничная, за горничной – плоскогрудая кассирша. Равич с первого взгляда понял: этому уже все известно. При виде женщины толстяк побагровел и замахал пухлыми ручонками, обрушивая на постоялицу весь свой праведный гнев, к которому, впрочем, как нетрудно было заметить, примешивалось и несомненное облегчение. Когда он, вволю отведя душу на проклятых иностранцах, перешел к угрозам, упомянув подозрения, полицию и тюрьму, Равич его остановил.

      – Вы не из Прованса? – вежливо спросил он.

      Хозяин опешил.

      – Нет. А это еще при чем?

      – Да ни при чем, – бросил Равич. – Просто хотелось вас прервать. А для этого лучше всего годится какой-нибудь идиотский вопрос. Иначе вы бы еще битый час тут распинались.

      – Сударь! Да кто вы такой? И что вам тут нужно?

      – Пока что это ваша первая разумная фраза.

      Хозяин опомнился.

      – Кто вы такой? – повторил он, но уже тише и с явной опаской ненароком оскорбить влиятельную особу.

      – Я врач.

      Хозяин мигом сообразил – бояться нечего.

      – Врачи нам уже не нужны! – заорал он с новой силой. – Нам тут полиция нужна!

      А

3

Лавинь, Эрнст Губерт (1834–1893) – французский художник и скульптор.