Тень доктора Кречмера. Наталья Миронова

дочь.

      – Нет, она твоя дочь. Вот ты с ней и цацкайся. А я найду, чем заняться.

      Мама хлопает дверью. Уходит. Вере страшно. Она старается не плакать, но оно как-то само плачется. Тихонько, тихонько, чтоб никто не слышал… Что это значит: «Твоя». – «Нет, твоя»? Может, ее в роддоме перепутали? Может, подкинули? Подменили?

      Отцовские шаги. Папа берет ее на руки. Он добрый, с ним не страшно. Но от него тянет неприятным сладковатым запахом… Вера уже знает, что это водка.

      – Не пей, папа. Тебе вредно.

      – Знаю, дочка, знаю. Больше не буду.

      – Папа, а что такое «отродье»?

      Когда же это было? Кажется, в тот самый год, когда в Москве проходила Олимпиада. Вера родилась в семьдесят четвертом, значит, ей было шесть. У нее были и более ранние воспоминания, но совсем расплывчатые, отрывочные.

      Вот папа с ней играет, делает вид, что хочет ее боднуть, и приговаривает:

      – Баран, баран, баран – бум!

      И они тихонько сталкиваются лбами. Вера смеется.

      Вот Вера болеет, у нее воспаление среднего уха, осложнение после скарлатины. Она пытается нащупать у себя на затылке «среднее ухо»: оно же должно помещаться где-то посредине между правым и левым, так? Раз оно «среднее»? Но на затылке никакого «среднего уха» нет…

      Было ли что-то еще? Да, наверное. Солнечный двор, весь в ажурных пятнах тени от листьев дикого винограда… Тугие виноградные кисти. Очень хочется попробовать, хотя папа не велел. Попробовала. Жуткая кислятина, оскомина во рту. Лучше никому не рассказывать.

      Детский сад… Какой-то мальчик в клетчатой рубашке… Он ей нравится, а она ему – нет. Вот и все. Как же его звали-то, это первое Верино увлечение? Кажется, Сашей. А может, и не Сашей… У него коротко стриженные светлые волосы и большие голубые глаза. И вот эта ковбойка в зеленовато-серую клеточку почему-то застряла в памяти. И еще – чувство отверженности, стыда. Пожалуй, об этом тоже лучше никому не рассказывать.

      Были еще какие-то бессвязные обрывки, совсем уж сумбур. Время закрыло от Веры первые годы жизни. А вот эта родительская ссора запомнилась ярко и связно. Да, в тот самый год все смотрели телевизор, потому что в Москве была Олимпиада. Вера помнит, как мама смотрела гимнастику, а папа – футбол. Тогда на телевидении и было-то всего два канала, но оба показывали Олимпиаду.

      Из-за телевизора родители спорили, даже ругались, но не так страшно. Обоим хотелось смотреть большой цветной телевизор в столовой. Кончалось тем, что папа уходил ужинать к себе в кабинет, где стоял маленький черно-белый. Но самые жуткие ссоры вспыхивали из-за нее, Веры. И – иногда – из-за ее старшей сестры Лены.

      – Почему моя дочь должна ходить в Лениных обносках? Я что, мало денег тебе даю?

      – Ну не вынашивают дети одежду, вырастают! Нормальное платье, прекрасные туфельки. Пальтишко вот еще очень даже приличное. Все чистое, нигде не порвано. Неужели ж выбрасывать? Обойдется твоя