Зажги свечу. Мейв Бинчи

мать. Раздались громкие звуки шлепков, перевернутый стул грохнулся на пол. Тетушка Эйлин умоляла дядюшку Шона быть помягче:

      – Оставь ее, Шон, оставь ее, пока не успокоишься.

      – Я должен успокоиться?! Обокрала чуть не все лавки в городе! Шлялась по ним с этой оторвой, дочкой Линчей! Пять лавок, пять семей, с которыми мы вели дела годами, а эта паршивка взяла и обокрала их! Господи Иисусе, да как тут успокоиться?! Когда лавки откроются, ты пойдешь в каждую из них и вернешь все вещи, слышала меня? И Линчам я тоже все расскажу, имей в виду. Чтобы не оставались в неведении о том, какая парочка воров разгуливает у нас по городу…

      Раздался новый удар, за которым последовал вопль. Элизабет и Пегги испуганно переглянулись.

      – Не обращай внимания, – прошептала Пегги. – Не следует совать нос в чужие дела. Лучше держать уши закрытыми и рот на замке.

      – Я знаю, – ответила Элизабет. – Но ведь теперь Рождество будет испорчено…

      – Ничего подобного! – заверила Пегги. – У нас будет отличное Рождество!

      – Папаня, нет, нельзя так бить девчонок! Перестань! Папаня, хватит!

      – Уйди, Шон! Я тебя не звал, тут я и сам разберусь!

      – Папаня, нельзя так бить Морин! Маманя, да останови же его, он ее по голове стукнул! Хватит, папаня, перестань, ты ее убьешь!

      Элизабет выскочила из кухни и схватила свой новенький велосипед. Она накручивала круги по площади, стараясь высушить ветром набухшие в глазах слезы. Не хотела, чтобы остальные заметили и стали расспрашивать, что случилось. Теперь уже не стоит и надеяться, что все соберутся вместе за столом с жареным гусем в центре. Тетушка Эйлин, наверное, ушла к себе в спальню, а Шон сбежал из дому после ссоры с отцом. Шон-старший возьмет ключи и уйдет в лавку, а Морин… только небесам известно, что будет с Морин. Как всегда, Рождество обернулось бедой. И это так несправедливо!

      На площади все жившие по соседству дети катались на велосипедах и самокатах, а также рассказывали чудесные истории: как Мартин Райан увидел в камине ногу Санта-Клауса, уходившего через трубу, а Майра Кеннеди слышала колокольчики оленей. Эшлинг уже научилась разным трюкам на новом велосипеде и, широко раскинув руки, носилась вокруг остановки автобуса, а рыжие волосы развевались на ветру. Увидев Элизабет, она подкатила к ней:

      – Ты чего такая расстроенная?

      – Да нет, все нормально.

      – Ты думаешь про свою семью и чувствуешь себя одиноко? – Эшлинг иногда вспоминала, что подруга хотя и временно, но практически сирота, и начинала проявлять заботу.

      – Ну, немножко, – соврала Элизабет.

      – Теперь у тебя есть наша семья, и у нас будет прекрасное Рождество! – заявила Эшлинг.

      Тут Эйлин вышла на крыльцо и позвала их домой:

      – Эй, зайки мои, быстро мыть руки, обед готов!

      Она снова выглядит вполне спокойно, подумала Элизабет и слегка повеселела, потому что тоже была одной из заек. Имон, Донал и Эшлинг нехотя собрали подарки и попрощались с друзьями. Наскоро сполоснули руки и дружно вытерли их одним мокрым полотенцем. Стол уже накрыли, между