Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса. Эмилио Сальгари

ночи, Янес покинул зал в сопровождении двух фонарщиков с монументальными светильниками. Пройдя лабиринтом коридоров, стены которых были увешаны прекрасным оружием, а затем полутемными просторными залами, португалец остановился перед дверью и объявил сопровождающим:

      – Дальше я сам. Ступайте.

      Фонарщики отвесили глубокий поклон, едва не ткнувшись лбом в отполированный до блеска пол, и ушли.

      Янес резко повернул ручку и оказался в изысканно убранной комнате. Вдоль стен, обитых голубой парчой, стояли низенькие диванчики, неяркая лампа давала рассеянный свет. Он пересек помещение и подошел к другой двери, рядом с которой висел гонг. Взяв деревянный молоточек, Янес три раза ударил по бронзовому диску. Раздался громкий звон. Дверь сразу же распахнулась, и на пороге появилась обеспокоенная Сурама.

      – О, мой Янес! – вскричала рани. – Я так за тебя волновалась!

      Молодая принцесса Ассама была прекрасна. Немного смуглая кожа, тонкие черты лица, бездонные черные глаза, длинные волосы цвета воронова крыла, в которых алели цветы муссенды[19] и посверкивали нити манахарского жемчуга. На Сураме было розовое платье, расшитое золотом, шелковые белые шаровары и красные бабуши, украшенные крохотными бриллиантами. Янес крепко обнял жену.

      – Мой господин, – всхлипнула рани, позволив усадить себя на невысокую оттоманку, заваленную разноцветными парчовыми подушками.

      – Моя маленькая женушка всякий раз теряет покой, стоит мне взяться за ружье, – рассмеялся Янес. – Хотя отлично знает, что я никогда не хожу на охоту в одиночку и меня не пугают даже самые свирепые тигры.

      – Однако вы пренебрегаете государственными делами, милорд.

      – А зачем нам тогда министры, получающие годовое жалованье в десять тысяч рупий? Чтобы позволить себя дурачить и травить? Что до меня, в моих жилах течет горячая кровь Малайских Тигров, и тебе это известно. Как наш Соарес?

      – Спит.

      – Кто с ним сейчас?

      – Кормилица. Детская заперта, у двери стоят раджпуты с тибетскими мастифами. Туда никто не проникнет.

      – Да уж, мастифы способны завалить медведя. Пойдем-ка проведаем нашего сына.

      – Только не шуми, а то разбудишь его.

      – Я тихо.

      Они встали и, полуобнявшись, подошли к двери, скрытой тяжелой парчовой занавесью. За дверью открылась комната, обитая белым шелком. Пол покрывали толстые яркие ковры из Кашмира, вдоль стен стояли неизменные диванчики. В центре находилась серебряная колыбелька, по форме похожая на рыбу, прикрытая легчайшим шелковым облаком. В ней спал наследник правителей Ассама.

      Янес приподнял муслиновый полог, под которым безмятежно посапывал ребенок. Одну ручку он вытянул вперед, словно держа оружие. Соарес был очень развит для своих двух лет. Его прозрачная кожа имела розовый оттенок, встречающийся у американских, кубинских и пуэрто-риканских креолов благодаря смешению крови. Черные, как у матери, и довольно длинные волосы вились тугими кудрями.

      – По-моему, ему снятся будущие сражения, – заметил Янес, опуская полог. – Его пальчики

19

Муссенда – многолетний вечнозеленый тропический кустарник или полукустарник с вытянутыми или яйцевидными листьями.