Демоническая женщина. Надежда Тэффи

большой палец, часы на ногу.

      За столом демоническая женщина ничего не ест. Она вообще никогда ничего не ест.

      – К чему?

      Общественное положение демоническая женщина может занимать самое разнообразное, но большею частью она – актриса.

      Иногда просто разведенная жена.

      Но всегда у нее есть какая-то тайна, какой-то не то надрыв, не то разрыв, о котором нельзя говорить, которого никто не знает и не должен знать.

      – К чему?

      У нее подняты брови трагическими запятыми и полуопущены глаза.

      Кавалеру, провожающему ее с бала и ведущему томную беседу об эстетической эротике с точки зрения эротического эстета, она вдруг говорит, вздрагивая всеми перьями на шляпе:

      – Едем в церковь, дорогой мой, едем в церковь, скорее, скорее, скорее. Я хочу молиться и рыдать, пока еще не взошла заря.

      Церковь ночью заперта.

      Любезный кавалер предлагает рыдать прямо на паперти, но «она» уже угасла. Она знает, что она проклята, что спасенья нет, и покорно склоняет голову, уткнув нос в меховой шарф.

      – К чему?

      Демоническая женщина всегда чувствует стремление к литературе.

      И часто втайне пишет новеллы и стихотворения в прозе. Она никому не читает их.

      – К чему?

      Но вскользь говорит, что известный критик Александр Алексеевич, овладев с опасностью для жизни ее рукописью, прочел и потом рыдал всю ночь и даже, кажется, молился – последнее, впрочем, не наверное. А два писателя пророчат ей огромную будущность, если она наконец согласится опубликовать свои произведения. Но ведь публика никогда не сможет понять их, и она не покажет их толпе.

      – К чему?

      А ночью, оставшись одна, она отпирает письменный стол, достает тщательно переписанные на машинке листы и долго оттирает резинкой начерченные слова: «Возвр.», «К возвр.».

      – Я видел в вашем окне свет часов в пять утра.

      – Да, я работала.

      – Вы губите себя! Дорогая! Берегите себя для нас!

      – К чему?

      За столом, уставленным вкусными штуками, она опускает глаза, влекомые неодолимой силой к заливному поросенку.

      – Марья Николаевна, – говорит хозяйке ее соседка, простая, не демоническая женщина, с серьгами в ушах и браслетом на руке, а не на каком-нибудь ином месте, – Марья Николаевна, дайте мне, пожалуйста, вина.

      Демоническая закроет глаза рукою и заговорит истерически:

      – Вина! Вина! Дайте мне вина, я хочу пить! Я буду пить! Я вчера пила! Я третьего дня пила и завтра… да, и завтра я буду пить! Я хочу, хочу, хочу вина!

      Собственно говоря, чего тут трагического, что дама три дня подряд понемножку выпивает? Но демоническая женщина сумеет так поставить дело, что у всех волосы на голове зашевелятся.

      – Пьет.

      – Какая загадочная!

      – И завтра, говорит, пить буду…

      Начнет закусывать простая женщина, скажет:

      – Марья Николаевна, будьте добры, кусочек селедки. Люблю лук.

      Демоническая широко раскроет глаза и, глядя в пространство, завопит:

      – Селедка? Да, да, дайте