На далеких окраинах. Погоня за наживой. Николай Николаевич Каразин

Батогов почувствовал, что его схватили за шею и повалили на землю.

      «Ну, резать хотят!» – подумал он и тоскливо сжался, предчувствуя, как сейчас холодное, кривое острие ножа вопьется ему в горло.

      – Слышишь, собака, если ты дохнешь громко, тут тебе и конец, – шепнул ему на ухо джигит, лежавший ничком рядом с ним.

      Покосился Батогов на остальных: лежат все смирно, не пошевельнутся, казалось, что и дыхание даже затаили, только чуть кивает белая верхушка шапки Сафара, когда тот слегка приподнимал свою темно-бронзовую голову, чтобы посмотреть, что делается там, как раз между двумя опаленными кустами камыша, за этим солонцеватым гребешком, поросшим колючкою и высокою полынью.

      Две маленькие степные черепахи медленно ползли друг за дружкою у самых голов лежащих, словно принимали их не за живые существа, а за груды неподвижного камня, но вдруг увидели, как кивнула Сафарова шапка, и спрятались в свои серые скорлупки. Два дымчатых ястреба носились в воздухе, плавно кружа над лежащими. Эти крылатые хищники приняли за трупы неподвижно лежавших хищников двурукой породы: жадных птиц особенно манили голые части тела пленника, не прикрытые рваным бельем и зиявшие кровавыми рубцами и ссадинами.

      Вдали двигалась кучка всадников. Не более версты отделяло их от того места, где залегли барантачи. В этой медленно двигавшейся группе ничего не мелькало яркого, это-то отсутствие красных точек и напугало так беглецов: они издали узнали серые рубашки казаков и неторопливую, медвежью походку их коренастых лошадок.

      Узнал их и Батогов, и самая жгучая, самая порывистая радость охватила все его существо. Он задрожал даже, он хотел громко закричать: «Сюда, сюда!» Он хотел вскочить.

      – А этого хочешь? – шепнул ему на ухо кто-то и сильно надавил на затылок. Батогов зарылся лицом в мелкую песчаную пыль.

      – Зарежу прежде, чем рот разинешь, – шепнул ему тот же голос.

      «Господи! – подумал Батогов, – ну, я буду лежать, я буду молчать… Ведь они сами увидят: они едут так близко – ведь не слепые же они, в самом деле… Они сюда повернули… они рысью поехали… они заметили…»

      – Велик и един Аллах, велик и силен Магомет, пророк его! – шептал Сафар.

      Прочие тоже бормотали что-то, уткнувшись носами в землю.

      – Все равно зарежу: пропадем мы, пропадешь и ты вместе с нами, – шептал джигит прямо в ухо Батогову.

      «Эх, коли б не связаны были руки!..» – подумал Батогов, и крупная слеза, совсем помимо его воли, покатилась по грязной щеке и нестерпимо защекотала, пробираясь у него под носом…

      Казаки были так близко, что можно было рассмотреть уже кое-какие подробности. Холщовый китель ехавшего впереди офицера отличался своею относительною белизною от казачьих рубах; медный рожок трубача сверкнул несколько раз на солнце. Рыжий меренок звонко заржал, вытянув горбоносую голову, и это ржание так ясно отдалось в ушах притаившихся барантачей, словно животное было не более как в двадцати шагах… Чу! Говорят… смеются…

      – Велик