Соперник Цезаря. Марианна Владимировна Алферова

к нему вернулось.

      – Место здесь удачное. Красс знал, где строить. Но если присоединить соседний участок, можно выстроить большой дом с перистилем, а в портиках сделать комнаты. Как ты думаешь, Гай?

      – На какие деньги? Говорят, Цицерон заплатил Крассу за этот дом три с половиной миллиона сестерциев.

      – Ерунда. Я богат, а скоро буду еще богаче. Кстати, я забыл купить одну вещь. Гай, зайди на форум и подыщи в Старых лавках кифару.

      – Кифару? – изумился тот. – Ты что, решил играть на кифаре?…

      – Почему бы и нет? Постарайся, выбери приличную.

      – Сто сестерциев, – сказал Гай.

      – За одну кифару?

      – За хорошую кифару.

      – Ты наглец, Гай! Я же вижу, что ты меня нагло обкрадываешь!

      – Доминус, я тебе служу. Хорошая кифара стоит больше сотни.

      – А плохая?

      – Двадцать.

      – Тогда купи плохую.

      III

      Фамилия Клодия давно привыкла к странному поведению своего господина. Еще до службы в армии на Востоке он был известен дерзкими выходками, но когда возвратился, то вовсе стал непредсказуем. Лукулл его ненавидел – да и как еще относиться к родственнику, который поднял мятеж в войсках и потребовал передачи командования Помпею Великому?

      Однако старшая сестра, супруга Метелла Целера, волоокая красавица Клодия, братом была довольна. О близости брата с сестрой по Риму ходили самые темные слухи. Рим, который в те годы ничем нельзя было удивить, был все же удивлен. О Публии Клодии говорили все и постоянно. Рассказывали о его приключениях и драках, любовных связях и скандалах. Случалось ему переодетым, в сопровождении гладиаторов, шляться по самым грязным тавернам, пировать в обществе вольноотпущенников и пролетариев, беглых рабов и убийц. Он ел вместе с ними чечевичную похлебку и бобы, мог бросить кабатчику серебряную монету, мог и золотой, а мог и ничего не заплатить, да еще угостить ударом дубины – если кабатчик был недостаточно почтителен с его друзьями. Так, месяц за месяцем, путешествуя по тавернам, инсулам и лупанариям, Клодий сделался народным любимцем. Ни перед кем не заискивая, не меняя манер и привычек, патриций стал своим для бедняков и беглецов, их другом и братом. Но при этом никто ни на миг не забывал, что Клодий – аристократ, наследник известного имени, хотя патриций был не прочь высмеять тех, кто был ровней ему по рождению, и никогда не презирал тех, с кем пил дешевое вейское вино в грязных тавернах.

      Так что зимним вечером никто из домашних не обратил внимания на женщину-кифаристку, что вышла из дома Клодия после заката и куда-то направилась по темным улицам, закутавшись с головой в шерстяной гиматий. Никто не освещал ей дорогу, – лишь на расстоянии следовал мужчина в сером плаще. Порой женщина спотыкалась, как будто сандалии были неудобны, или оборвались ремешки.

      Два подвыпивших вольноотпущенника увязались за нею. Но один тут же получил по зубам и, захлебываясь кровью, сел на мостовую. Второй благоразумно отступил. Вдоль улицы лепились друг к другу лавки, днем здесь кипела жизнь, торговали дешевой