Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы. Борис Поплавский

разные легли мы полки,

      Сны разные узрели мы.

1925

      73.

      Качались мы, увы, но не встречались,

      Таинственно качание сюда.

      Туда мы с искренним привольем возвращались;

      В строй становились мирно, как года.

      Безмерно удивлялись: разве это

      Та родина, которую? та? ту?

      Но уходило прочь земное лето.

      Валилось сердце в смертную пяту.

      Пенился океан цветочным мылом.

      Вода вздыхала, в раковине, тая:

      Ты исчезаешь, ты уходишь, милый,

      Но мы не отвечали, улетая.

      Кружась, не замечали, не смеялись,

      Не узнавали, умирая, дом.

      Мы никогда назад не возвращались,

      Хоть каждый день ко флигелю идём.

      И так пришли к тебе к тебе, бе! бе!

      Ты слышишь, козы блеют перед смертью;

      Как розовое милое бебе,

      Как чёрные таинственные черти.

Париж август 925

      74. Á Catulle Mendés

      Я примерять люблю цилиндры мертвецов,

      Их надевать белёсые перчатки.

      Так принимают сыновья отцов

      И Евы зуб на яблоке сетчатки.

      На розовый, холёный книжный лист

      Кладу изнемогающую руку

      И слышу тихий пароходный свист

      Как круговую гибели поруку.

      Подходит ночь, как добродушный кот,

      Любитель неприличия и лени;

      Но вот за ним убийца на коленях,

      Как чёрный леопард, крадётся год.

      Коляска выезжает на рассвете,

      В ней шёлковые дамы “fin de siècle”.

      Остановите, это смерть в карете!

      Взгляните, кто на эти козлы сел!

      Растёт возок, и вот уже полнеба

      Обвил, как змей, нерукотворный бич,

      И все бросаются и торопятся быть

      Под жёлтыми колёсами. Кто не был!

      Но что скачок, пускай ещё скачок,

      Смотри, с какой невыразимой ленью

      Земля вращается, как голубой зрачок

      Сентиментального убийцы на коленях.

август 1925

      75.

      Пролетает машина. Не верьте

      Как кружащийся в воздухе снег

      Как печаль неизбежной смерти

      Нелюдим этот хладный брег

      Полноводные осени были

      Не стеснялись сады горевать

      И что первые автомобили

      Шли кареты как эта кровать

      Та кровать где лежим холостые

      Праздно мы на любильном станке

      И патронами холостыми

      Греем кожу зимой на виске

      Выстрел выстрел фрегат сгоряча

      По орудии. Зырили давече

      Но Очаков на бахче зачах

      Завернули за вечер и завечер

      Сомный сон при бегах поспешах

      Чует кол на коллоквиум счастия

      Дует: Ластится ходко душа

      К смерти рвущей на разные части

1925

      76.

      На улице стреляли и кричали

      Войска обиды: армия и флот.

      Мы ели пили и не отвечали,

      Квартиры дверь была, была оплот.

      Плыло, плыло разъезженное поле

      В