Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы. Борис Поплавский

так всегда когда нельзя назад

      Когда заснул шофёр на перекрёстке

      Хохочет тихо осуждённый сад

      И с треском листья падают как доски

      Так мы идём в оранжевом снегу

      Упасть упасть в кленовые сугробы

      Жизнь передать последнему врагу

      Заговорить с усилием коровы

      Упорно ветер смотрит сквозь очки

      Задорно отвечает на вопросы

      Ещё живут на скамьях старички

      Ещё дымятся розы-папиросы

      Но уж через осенний плагиат

      Ползёт жужжа из синтаксиса в сердце

      Огнём зелёным пышет клумбы ад

      И шар стоит с улыбкой самодержца

      И в нём года бегут вниз головой

      И вверх тормашками стоит гонец суровый

      Пока кругом по линии кривой

      Скелеты ходят в макинтошах новых

      63. Ручей, но чей?

      Рассматривали ль вы когда, друзья,

      Те вещи, что лежат на дне ручья,

      Который через город протекает.

      Чего-чего в ручье том не бывает…

      В ручье сидит чиновник и скелет,

      На нём штаны и голубой жилет.

      Кругом лежат как на диванах пары,

      Слегка бренчат прозрачные гитары.

      Убийца внемлет с раком на носу,

      Он держит револьвер как колбасу.

      А на камнях фигуры восковые

      Молчат, вращая розовые выи;

      Друг друга по лицу перчаткой бьют,

      Смущаются и не узнают…

      Офелия пошла, гуляя, в лес,

      Но уж у ног её – ручей-подлец.

      Её обвил, как горничную сонник,

      Журча, увлёк на синий подоконник.

      Она кружится, как письма листок,

      Она взвывает, как любви свисток.

      Офелия, ты фея иль афера?

      Венок над головою Олоферна!

      В воде стоит литературный ад,

      Открытие и халтурный клад.

      Там храбро рыбы стерегут солдаты

      Стеклянный город, где живёшь всегда ты.

      Там черепа воркуют над крылечком

      И красный дым ползёт змеёй из печки.

      Нырни туда, как воробей в окно.

      Увидишь: под водой сияют лампы,

      Поют скелеты под лучами рампы.

      И кости новые идут на дно.

      О водяное страшное веселье;

      Чиновники спешат на новоселье,

      Чета несёт от вывески колач,

      Их жестяной сапог скрипит, хоть плачь.

      Но вот валятся визитёры-кегли,

      Вкатился в жёлтом фраке золотой,

      Хозяева среди столов забегали,

      И повара поплыли над плитой.

      И вот несут чешуйчатые звери

      Архитектурные сокровища-блюда.

      И сказочное дефиле-еда

      Едва проходит в золотые двери.

      Варёные сирены с грудью женской,

      Тритоны с перекошенным лицом.

      Морские змеи бесконечной лентой

      И дети, проданные их отцом.

      И ты лежишь под соусом любови

      С румяною картошкою вокруг,

      На деревянном блюде, с изголовьем

      Разваренных до пористости рук.

      Стучит ножами разношёрстый