Тайная тетрадь. Магомед Бисавалиев

горце, которому хватило крепости духа, чтобы выжить в холоде, голоде, во мраке. Ни звери, ни стихия, ни голод не сумели забрать у него жизнь. Другие считали, она про то, как вера во Всевышнего и молитва спасли человека. А третьи говорили, что это всё про упрямство и гордыню. Из-за них горец не остался в Белоканах, погубил жену и сам чуть не погиб. Ещё есть такие, кто точно знает: история о том, какой тяжёлой и опасной была раньше жизнь горцев. И они все спорят и ругаются между собой. Я тоже спорщик, но тут молчу. Если кто и знал правильный ответ, так только сам этот горец. И не тот, молодой и сильный, что шагал к перевалу, не оглядываясь на жену. А безногий старик, который каждую ночь ждал, что смерть, белая как сугроб, встанет у его постели.

      История голодного борца

      – В Белоканах жил один лакец, который чисто знал наш джурмутский диалект и был в приятельских отношениях со всеми нашими. В то время он был достаточно состоятельным человеком в Цоре, – говорит отец. – Как-то в начале 1980‑х я был у него в гостях с покойным Магомедом Османовым, нашим односельчанином, который работал в те годы председателем райисполкома Белоканского района. Они с лакцем были кунаки. Лакец принял нас радушно, накрыл стол в саду, поставил большой графин кахетинского, хорошую закуску; шёл разговор о людях, об общих знакомых в горах и о Цоре. Османов прервал разговор кунака и спросил:

      – Сулейман, сын как твой, что-то его не видел я давно.

      – В город, кажется, пошёл – не знаю, был тут, – ответил лакец и замолчал. В его речи чувствовалось нежелание говорить о сыне. После непродолжительного молчания он всё же продолжил, – Сын мой родился через 18 лет после свадьбы. Он был для меня долгожданным ребёнком. Словами не объяснить мою радость. С его появлением я обрёл смысл жизни. Он рос умным, смышлёным мальчиком. Я серьёзно взялся за него с самого раннего детства: нанимал хороших учителей, записал на борьбу и нашёл хорошего тренера. Периодически ездил с ним в Грузию к хорошим специалистам – тренировали его и там.

      Как-то в гости ко мне заглянул из Катеха один мой приятель Ибрагим, ваш джурмутовец, и сказал, что с женой развёлся. Новость, конечно же, неприятная. У него было двое сыновей, почти ровесники с моим. Спрашиваю о них, а он махнул рукой и говорит, что оставил их с матерью. Он был нагловатый, беспардонный тип, кутила. Вёл праздный образ жизни и коротал дни в кабаках Алазанской долины. А его сыновья в это время ходили по базарам Цора в поисках пропитания, убого одетые, порой я видел их без обуви. Никому не было до них дела; брошенные на произвол судьбы, они ходили в лес за каштаном, дикими орехами и лесными ягодами, чтобы не умереть с голоду.

      При каждой встрече я упрекал Ибрагима, что он в ответе перед Аллахом за этих детей и как отец должен обеспечить им хотя бы минимум – кормить их. И всякий раз он, махнув рукой, «не слышал» меня. Жалкая и голодная жизнь была у ребят. От худобы и недоедания они с трудом ходили, а потом и вовсе пропали.