За стеной сна. Дмитрий Девяностый

Алдонину? Как тот воспримет такую характеристику? От Рогова требуются только выводы о политических воззрениях подопечного, а не вовсе не информация о его мистических наклонностях и владении гипнозом.

      Молодой человек ощущал себя кроликом, собственноручно отправившемся на рандеву с удавом. Ещё немного, и его бы съели или легко завербовали. Как мало для этого надо. Мгновение, и он бы потёк, растаял от приятного бархатистого голоса, проникся доверием, а от этого до полного подчинения, на самом деле, уже совсем недалеко.

      Во взгляде Ганса молодой человек внезапно прочёл одобрение. А может, ему показалось. Как будто опытный волк, рассчитывавший на лёгкую победу, получил отпор от совсем зелёного волчонка, сумевшего отбиться от стальных клыков. На ментальном уровне схватка закончилась вничью, а в реальном мире они медленно пошли рядом, поскольку уже начиналось утреннее заседание первого съезда советских писателей.

      – Как вы оцениваете вчерашнее выступление товарища Горького? – неожиданно спросил Райен.

      Вадим чуть поперхнулся. Да, он слышал это выступление, слышал уже и его оценки со стороны других людей, в том числе от Севы Пестрикова. «Советская литература… роль человека и его труда…», – критик с таким восторгом говорил об этом, будто собирался писать даже не статью, а целую монографию. Но сам Вадим, к сожалению, многое пропустил тогда мимо ушей.

      – Конечно, как очень значимое, – нашелся, наконец, что сказать Рогов. – Мне вообще нравится подход Горького к этому… К тому как он выделяет образ человека в своих произведениях.

      Вадим сказал и чуть выдохнул про себя. Хорошо, успел немного поговорить с Севой про всё это.

      – Да. Только почему это всё решили так громко и странно назвать – «социалистический реализм»? Не судите меня строго, я не критикую, – улыбнулся Райен. – Я искренне интересуюсь, но я пока еще плохо разбираюсь в ваших новых советских терминах.

      Улыбка Райена хоть и была вполне себе дружелюбной, но что-то в ней настораживало, напрягало. Это была совсем не улыбка Ильи. Вадим и правда насторожился, повторил про себя «социалистический реализм», будто пережевывая это словосочетание – ведь, если честно, он сам еще ничего в этом не понимал.

      – Почему? – опять переспросил немец.

      Вадим не нашёлся, что сказать, кроме как пожать плечами.

      Райен рассмеялся.

      – Понимаю, понимаю. Извиняюсь. Я забыл, что вы же тоже лишь начинающий писатель и только открываете для себя всё это. Хорошо, давайте делать это вместе.

      Они прошли в зал. Тот гудел голосами множества людей. Колонный зал, освещенный множеством хрустальных люстр, встречал гостей. Литературное торжество продолжалось.

      И снова был поток слов с трибуны ораторов. Люди выходили туда как из президиума, так и приглашались с зала. Вадим старался быть внимательней, поскольку опасался новых вопросов с подвохом со стороны Райена. Поэтому молодой следователь весь пропотел, пытаясь запомнить имена выступавших, темы их докладов. Но снова мало что получалось. Насколько понял Рогов, почему-то сегодняшних