За стеной сна. Дмитрий Девяностый

в количестве миллиона рублей. Между тем ещё вчера до него донеслись реплики недовольных. Кто-то жаловался на скуку, мол, съезд проходит мёртво, как царский парад, но таких были единицы. Автора замечания наверняка уже взяли на карандаш. Рогов видел, как в перерыве по фойе да залам шныряли знакомые ему люди, равнодушным взглядом скользящие по нему взглядами, делая вид, что они незнакомы. Вадим отвечал им тем же. Не дай бог случайно поздороваться. Но такого никогда не будет. На этот счёт имелись строгие инструкции, и горе тому, кто их нарушит. В ту же секунду будет составлен рапорт и передан по соответствующему адресу. А таких вот знакомых «незнакомцев» сам Илья насчитал уже с пяток.

      Иностранных гостей насчитывалось целых сорок штук. На фоне гремящих имён Луи Арагона и Жан-Ришара Блока Ганс Райен особой известностью не обладал, но тех наверняка обхаживали более опытные, с точки зрения Алдонина и высшего начальства, сотрудники из секретно-политического отдела. Те на этом специализировались. Но, видимо, даже их не хватило, поэтому часть иностранцев распихали по другим, смежным отделам. Так что и на отдел Алдонина досталась похожая работёнка.

      Без Ильи как-то всё казалось тоскливым и скучным. Действительно, как царский парад, хотя Вадим никогда его не видел. Зато издалека ему помахал Сева Пестриков, в настоящий момент окучивающий симпатичную девушку в бежевой кофточке и коричневой юбке с оборками. Она также, как и вчерашняя поэтесса с поэмой о трактористе, улыбалась критику. «Чем он их берёт? – удивлялся Рогов, – ни роста, ни смазливой внешности. Неужели все эти литературные девицы соблазняются обещаниями Пестрикова на хвалебные рецензии? Вполне может статься, да только обманет он их, как пить дать, обманет!»

      Доверчивая девица с красивыми карими глазами не верила в предстоящий обман вьющегося ужом литературного прохиндея и застенчиво теребила кончик лёгкого шёлкового платочка, кокетливо перевязывавшего нежную белую шею.

      Пестриков, сладострастно похрюкивая, громко восторгался метафорами в рассказе о природе Севера. Выходит, писательница. Интересно, кого предпочитает ненасытный коротышка Казанова: поэтесс или писательниц? Похоже, всеяден, как американский скунс.

      Вадим огляделся, не зная, с чего начать поиски Ганса Райена. Полтысячи делегатов и гостей, среди них так легко затеряться. Впрочем, Райен, конечно, не скрывался, снабжённый документами с печатью и находящийся под защитой набирающего силы Германского Рейха. Литераторы в преддверии очередного заседания разбились по кучкам и интересам. Рогов заметил высокого аристократически держащегося человека с красивым и надменным лицом. Вадим уже знал его имя. Борис Пастернак. Его сам Горький прочил на роль первого поэта Советского Союза. Какая же там была выведена формула? Пять гениев и сорок пять талантов. То есть, грубо говоря, на десять талантов приходится один гений. А кто остальные пятьсот? В лучшем случае, посредственности?

      Рогов узнавал знаменитостей. Прославившийся