Грань. Николай Иванович Липницкий

ты это взяла?

      – Гниду кто ударил?

      – Я?

      – А кто? Я не успевала.

      – Но, это ты, же, его огнём!

      – А до этого? Ведь, это ты его отшвырнул от себя!

      – Да я до него даже не дотронулся!

      – Вот именно! В тебе проснулась сила. Ты ею ударил. Правда, пока, это всё, на что ты способен. Но, это дело поправимое. Пока, ты под моей защитой, а силу мы в тебе разовьём. Уж, в этом не сомневайся. Главное, ты страж.

      Я помолчал, переваривая сказанное. Верилось с трудом. Всё время было такое ощущение, что я смотрю кино, или слушаю пересказ какой-нибудь книги. И, спрашивается, как поверить во всё это человеку, выросшему в реальном мире, где самый искусный чародей – это обыкновенный фокусник, все чудеса – просто хорошо поставленные трюки, а электричество и радиоволны реальнее, чем тёмные силы и волшебство?

      – И, что, страж должен, вот так, жить в одиночестве?

      – Не обязательно. Это, у кого, как сложилось. Раньше у нас большая семья жила. Мать с отцом – твои дед с бабкой, две сестры моих – твои тётки, и два брата – дядья твои.

      – В этом домишке?

      – Нет. У нас усадьба была большая. Терем высокий, два этажа, сараи, амбары…

      – А, что случилось? Где они все? И усадьба ваша где?

      – Погибли. С Запределья прорыв был. Много всякой гнуси полезло. Так надавили, что, даже, грань прорвали. Вот, в этой схватке твои тётки и дядья все полегли. Дед с бабкой выдюжили, но надорвались. Долго после этого не прожили. А усадьба сгорела. Она дальше, в лесу на поляне стояла. А мне повезло. Но жить на том месте я не смогла. К реке переселилась.

      – Жалко.

      – Их? Конечно, жалко. Молодые ещё были. Деду только триста восемь лет исполнилось, а бабке двести девяносто шесть.

      – Сколько?!

      – А, чего ты удивляешься? Стражи долго живут. Бывает, до шестисот годочков доживают. Мне, вот, сто семнадцать недавно стукнуло.

      – И отец мой столько бы прожил?

      – Нет. Я же говорила, что он обычным человеком родился. И прожил бы не больше, чем, обычно люди живут.

      – И, не скучно тебе тут одной?

      – А я не одна. Сам видел, тут много, кто есть.

      – Это, те мужички и Дед на лодке? Я, кстати, хотел узнать, как они к тебе попадают, если к тебе люди боятся через лес идти?

      – А они тут и живут. Им в лесу не опасно.

      – Почему?

      – Они везде, как дома.

      – Ничего не понял. Ты же говорила, что в Приграничье людям опасно.

      – Так, это людям. А они – приграничники.

      – Не люди?

      – Конечно, не люди. Тот, что капусту у меня таскал – Хозяин. Домовой, по-человечески. Банник – банник и есть. То же, что и домовой, только в бане живёт. Дед – леший.

      – А Мокрец и Мохнатый? – вспомнил я подслушанный ночью разговор.

      – Мокреца люди водяным зовут. А, вот, Мохнатый, это, как раз, и есть житель Внешнего мира. Мерзкая тварь. Любить границу шатать. Так, иной раз, разойдётся, что грань приходится заново восстанавливать. Я, уже, говорила, чем это нашему миру грозит.

      – Я думал, что они, как-то, по-другому выглядят. Тот же леший