Двор чудес. Мишель Зевако

Шатеньере, – сказал он, – позови господина де Монклара.

      – Я здесь, государь, – отозвался великий прево. Он ехал парой рядов дальше.

      – Монклар, – сказал Франциск I, – завтра выпишете чек на тысячу шестиливровых экю из моего казначейства на имя…

      Он бесцеремонно, как любил иногда, посмотрел на Ле Маю.

      – Алэ Ле Маю, офицер аркебузиров Его Величества, – назвался Ле Маю.

      Монклар равнодушно посмотрел на него.

      – Ты доволен? – спросил король.

      – Милость Вашего Величества выше меры, – ответил бандит.

      Шесть тысяч ливров и в самом деле для него были невероятным богатством. Но по тому, как оценил король новую весть, Ле Маю понял, какова ее настоящая цена, и твердо решил на этом не останавливаться.

      – Монклар, – сказал король, – выделите мне свиту из двух десятков человек и поезжайте во Двор чудес без меня.

      Великий прево поклонился и отъехал.

      Пару минут спустя два десятка всадников построились позади короля. Тот подал знак троим приближенным следовать за ним, пустился рысью и приказал Ле Маю:

      – Ступай впереди!

      Через двадцать минут быстрой езды Ле Маю привел отряд к дому.

      III. Джипси

      Великий прево тем временем возглавлял колонну, которая шла на Двор чудес.

      План штурма он составил давно.

      Вот этот план – очень простой.

      Трико подаст знак, что во Дворе чудес все спокойно и можно начинать. На каждой из трех улиц, которые вели в королевство Арго, следует устроить засаду – замаскированный пост из трехсот человек.

      Когда сигнал будет подан, Монклар бесшумно проникнет во Двор чудес и займет его центр, построив в каре пятьдесят аркебузиров. Сразу после этого солдаты с факелами зайдут в дома и подожгут их. Жители в панике выскочат из домов.

      Аркебузиры в каре начнут палить во все стороны, воры толпой кинутся в переулки. На площади все выгорит.

      А на другой день начнется колоссальный процесс, который отправит на виселицу всех, кто спасется от огня и пуль.

      Справедливости ради скажем, что этот план в огромной степени родился в воображении господина Лойолы, а оно у монаха было на редкость плодовито, если речь шла о поджогах и убийствах (ради спасения душ, само собой).

      По дороге Монклар размышлял. Он думал о Манфреде и Лантене.

      Сказать, что великий прево дошел до ненависти к этим людям, которых вовсе не знал, было бы, наверное, слишком. Сердце Монклара знало лишь одну страсть – горестные воспоминания о былом. Думы его были обращены к таинственному прошлому, которое всю его жизнь окутало саваном.

      Нет, в Монкларе не было ненависти к двум юношам, которых он звал главарями бандитов, но делом чести для него было повесить их как можно скорей.

      В сердце Монклара жила одна только скорбь, в уме – одна только мысль. Мысль эта – безусловное почитание верховной власти. Бог и наместники его на Земле должны повелевать как непререкаемые владыки. Бог – это Бог, а наместники его – такие люди, как Лойола, и такие государи, как Франциск I.

      Напасть на Лойолу – значит напасть на Бога. Оскорбить