Двор чудес. Мишель Зевако

ответит!

      – Если Манфред соврал – казнить его!

      И за несколько мгновений вся сцена, описанная нами, переменилась.

      Суд у воровского народа был скор. У воров не было следователей, не было присяжных, но если последний убогий калека выдвигал обвинение против самого грозного казначея или бригадира, то казначей и бригадир, и даже сам герцог Египетский, и даже сам король Арго, должен был тут же ответить.

      Итак, неподалеку от помоста, служившего троном Трико – пугающим троном, по какой-то иронии устроенным наподобие эшафота, – стояла виселица.

      Толстое бревно вкопали в землю. Наверху гвоздями прибили перпендикулярно другое бревно, покороче. На конце поперечного бревна висела веревка с петлей. Прямо под петлей поставили приступку с тремя ступеньками.

      Виселица и трон стояли рядом друг с другом всегда. Время от времени только меняли веревку на виселице.

      Когда на смерть осуждали вора – товарища, уличенного в какой-либо провинности против братства, то осужденного ставили на приступку и накидывали на шею петлю. Кто-нибудь из присутствующих ногой вышибал из-под него приступку, несчастный повисал в воздухе, и казнь совершалась по всем правилам искусства, согласно требованиям скорого суда.

      И вот теперь за пару секунд вся толпа, окружавшая трон Трико, собралась вокруг виселицы.

      Трико встал перед судьями. Манфред как обвинитель стоял рядом с Трико.

      В этот миг часы на церкви Сент-Эсташ пробили одиннадцать.

      Трико вздрогнул.

      «Продержаться еще только полчаса да успеть подать знак – и я спасен!» – подумал он.

      Он оглянулся кругом.

      Возле виселицы лежали заряженные аркебузы на случай нападения.

      Трико увидел их и улыбнулся.

      Мы помним: король Арго должен был трижды выстрелить из аркебузы, чтобы дать знать Монклару: Двор чудес спит, можно заходить свободно.

      – Говори! – сурово произнес один из судей, обращаясь к Манфреду. – Прежде ты, Трико тебе ответит.

      – Я повторяю то, что сказал. Трико вас предал. Часовые, которых он поставил, с ним заодно.

      – Докажи! – заорал Трико.

      Явился Лантене.

      – Я сейчас сменил всех часовых, – сказал он, – а тех, что выставил Трико, велел связать. Они признались, что у них был такой приказ: ничего не говорить, всех пропускать.

      – Что ты на это скажешь? – спросил судья.

      – Часовых подкупили, чтобы меня обвинить, а моего приказа они не поняли.

      – Я обвиняю Трико в сговоре с великим прево, – сказал Манфред.

      – Отвечай! – сказал судья.

      – Отвечаю: это вранье! А если и правда, кто это видел? Откуда такому взяться?

      – Я видел! – произнес Рагастен.

      Трико весь побелел и растерянно уставился на шевалье. Придя в себя, он с усилием пробормотал:

      – Я вас не знаю…

      – Это чужой! – сказал судья. – Как он сюда попал?

      – Верно, верно! – крикнул Трико, вернув себе прежнюю уверенность. – Пусть скажет, как он сюда к нам попал!

      – Очень просто, – спокойно ответил шевалье. – Часовые