Адриан. Михаил Ишков

Постаревшая императрица сразу начала жаловаться на жару, на местную воду.

      – Очень много солдат, – поделилась она, – страдают от поносов.

      Затем, когда мужа вызвали из шатра, пожалела Ларция:

      – Зачем ты, дурачок, явился?

      Ларций только обреченно махнул рукой – что он мог ответить! Появившийся в этот момент император и, по-видимому, услышавший вопрос, подмигнул дружку – не обращай, мол, внимания на женский треп. Затем сам принялся расспрашивать, как семья, как маленький Бебий Лонг? Поинтересовался:

      – Все гладишь дакийскую кошку? Эта стерва небось все в доме вверх дном перевернула?

      Императрица подтвердила:

      – Эта перевернет, эта церемониться не станет. Смотри, Ларций, доведет она тебя до беды.

      У Лонга отлегло от сердца. Утешало, что отнеслись к нему запросто, как к старому другу, встреча с которым доставила много радости хозяевам, и сами хозяева за это время не изменились. Императорская чета была по-прежнему проста в обращении, сердечна и заботлива. Не было у них никакого камня за пазухой.

      Или был?

      Возможна ли вообще императорская чета, которая не приготовила бы маленький сюрприз для верноподданного? Это хороший вопрос, но от этих хозяев Ларций зла не ждал, разве что боги постараются.

      Во время разговора в зал вошел Ликорма, вольноотпущенник императора, заведовавший его личной канцелярией и всей сетью фрументариев, доставлявших в ставку сообщения обо всем, что творилось в империи. Марк жестом отослал его. Что-то с Ликормой было не так. Был он какой-то не такой. Лонг не сразу догадался в чем дело.

      Вот что неприятно поразило, так это внешний вид Марка. Что ни говори, а местный климат отвратительно сказывался на самочувствии даже такого богатыря, каким был Траян. Он очень располнел, лицо побагровело. Теперь он более сидел, чем двигался, и эта пустяковая смена привычки откровенно встревожила префекта.

* * *

      После встречи в императорском шатре, ближе к вечеру Траян и Лонг вдвоем отправились к океану, прозванному Индийским. Берег был полог, посыпан песком и мелковато уходил в воду. Пальмы, тесной стайкой выбегавшие на берег, создавали густую тень. Над деревянным помостом был натянут полог, два чернокожих подростка-раба усиленно работали опахалами из страусиных перьев. Сквозняк создавал прохладу.

      Пока скидывали сандалии, устраивались на ложах, пока обнажали плечи, надвинулся закат. В небе стремительно разыгралось грандиозное, расцвеченное яркими красками сражение. У самого горизонта держали оборону массивные кучевые облака. Солнце, добравшись до их редкого, мрачновато-жемчужного строя, помедлило, затем бросилось в атаку. На миг окрасив череду облаков кровавым светом, оно прорвалось сквозь их ряды и бежало в океан. Победоносная ночь вмиг отемнила воды, сушу, небосвод, обдула берег прохладным, освежающим ветерком.

      Ларция кольнул острый лучик света – поиграл и угас. Последний отблеск дня, упавший на берег, отразился в крупном прозрачном камне, вставленном