Потерянные крылья. Морган Дэйл

Он забивается в угол и всхлипывает. Его пугает то, что происходит вокруг него.

      Дверь открывается, и внутрь входит Итан Олдридж: он присаживается на корточки и протягивает руки вперед.

      – Ну-ну, сынок. Чего ты перепугался? Иди сюда, все в порядке.

      Кристофер тут же пулей вылетает из угла, утыкаясь носом в отца, чувствует, как большие руки обнимают его. Эти объятия кажутся самым безопасным местом сейчас.

      Вслед за отцом заходит еще один человек.

      – Вы же понимаете, что мы не успеем провести полноценную операцию?

      Олдридж мрачно смотрит на мужчину, зашедшего вслед за ним.

      – Я не могу позволить моей репутации быть разрушенной из-за существования этого уродца. Мой сын зверочеловек – это конец всему тому, что я строил столько времени.

      Кристофер не прислушивается к разговору взрослых, ему достаточно теплых рук отца, обнимающих его впервые. Как столько плохого и что-то настолько хорошее может случиться в один день? Вороненок жмется ближе, зажмурив глаза.

      Тишина, установившаяся в комнате, не сулит ничего хорошего, только вот Крис еще не знает об этом – не может понять.

      – Принесите топор.

      Окружающие их люди вздрагивают, но без вопросов исполняют. Олдридж аккуратно отодвигает от себя сына и гладит его по голове.

      – Сынок, мне нужно, чтобы ты снял рубашку.

      Тот, с кем его отец разговаривал до этого, исчезает, возвращаясь с чемоданом. Кристофер непонимающе смотрит на него, рассеянно моргает, но стягивает с себя верх. Олдридж поворачивает сына к себе спиной: вся комната погружается в молчание, которое нарушает лишь человек, разгребающий стол и застилающий его полиэтиленом.

      Олдридж хватает топор поудобнее и подталкивает сына в руки своих телохранителей.

      – Держите его крепче, не хочу отрубить что-то лишнее. Это было бы неприятно.

      Кристофера хватают за руки, и страх тут же захватывает каждую клеточку его тела, пожирает разум, заставляет рваться и кричать. Взрослые ведут себя так, будто ничего и не происходит. Пока одни тащат ребенка к столу, тот, что принес чемодан, надевает перчатки, наполняя шприцы из колбочек и готовит другие инструменты.

      Крис ничего не может сделать. От рук, крепко его удерживающих, наверняка останутся синяки, но это мало его заботит – он пытается обернуться, посмотреть на отца, понять, что происходит. Крыло прижимают к поверхности стола, а второе грубо отодвигают.

      Дрожь проходится по всему телу, он замирает, словно предчувствует что-то. Свист предвещает отвратительный хруст кости и громкий крик Кристофера. Боль прошивает насквозь. Второй удар – еще больнее. Оставаться в сознании невозможно, но стоит ему перестать дергаться, проваливаясь в тьму, как в нос ударяет запах нашатыря.

      Это резко приводит в чувство, встряхивает, возвращает в реальность, полную боли: за это время его успевают перевернуть.

      – Нет, пожалуйста, нет…

      Мольбы обрывает точно такой же отвратительный хруст. Кричать уже не выходит: горло болит и выходит лишь хрипеть, заливаясь слезами.